Но продолжим историю с К.
К. обезумел, а она – ничего! И опять ненавистные ночи. Она говорила: «И зачем люди отдают этому столько времени?» Милый К., добрый К.! Бедный К.! Это был союз бездны с легким ветерком. Она мучилась. Она любила своего мужа К. Любила днем. И с ужасом ждала ночи. Точнее, с ужасом и страданием. То страшное, что бушевало в ее теле, не находило выхода.
И тогда появился М.
М. был неудачливый писатель из Ленинграда, полунищий и уже немолодой. Немного репортер, немного редактор, немного еще что-то. М. влюбился в нее тотчас. Он нудно объяснял ей неизбежность их союза, предопределенность их судьбы, чертил какие-то линии на бумаге, водил к подозрительным гадалкам. Он писал ей бесконечные письма, полные доказательств, почему ей будет хорошо с ним. «По линиям вашей руки, – писал он, – я могу предсказать: после того как вам будет хорошо со мной (а это непременно будет!), вам будет хорошо со всеми! «Она слушала. И молчала. А потом случилось. Она переспала с М…и ничего не произошло. М. продолжал твердить ей о предопределенности, но теперь она хохотала.
А время шло. И все ужаснее горели ее глаза: она сходила с ума. Теперь она спала со странными людьми: с каким-то диким кавказским человеком, которого называли «чучело», а потом с комбригом Ш. Комбриг Ш. был герой гражданской, конник. Он въезжал к ней на третий этаж на вороном коне. Полуграмотный урод, искалеченный ударом сабли. И опять – ничего… Кроме того, что Ш. безумно в нее влюбился. И опять все занудливо, скучно.
Вскоре Ш. арестовали. Арестовали его театрально: сначала назначили руководить дальним сибирским округом и разрешили взять туда своих прежних соратников. Ш. загорелся – это был выход забыть проклятую страсть. Он бросил клич, и с Украины потекли в Москву герои-конники. Они заняли восемь вагонов. «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить!» Гремя песней, состав тронулся в ночь. На первом глухом полустанке вагоны отцепили… Операцию проводил сам Берия. В камере на стене перед расстрелом Ш. нацарапал два имени. Два самых любимых своих имени: «Сталин. Ася».
Тогда же арестовали ее отца. Отец заболел в тюрьме, но в это время пал Ежов, и наступила эпоха первой реабилитации. Первой реабилитации невинных. Люди начали возвращаться. Арест отца признали ошибкой и привезли его умирать. Асе разрешили за ним ухаживать. Отец умер во время операции. Через год, после очередной ненужной встречи с М., Ася забеременела. Это было особенно гадко, потому что она не чувствовала никакой любви к М. Аборт ей делали в той же самой блестящей клинике, где умер ее отец. И чтобы не осталось никаких сомнений в роке: операцию сделали на том же столе, где под ножом умер ее отец.
Так проходили годы. М. не отставал. Иногда она спала с ним и очень смешно рассказывала об этом. В типичном стиле тридцатых: «У меня болело ухо, это такая страшная боль. И в этот момент является М. У тебя когда-нибудь болело ухо? Ну, тогда ты не поймешь. Чтобы унять боль, можно сделать что угодно…»
И вот в очередной раз, когда ей не хотелось жить, М. опять уговорил ее. И… случилось! На тридцатом году ее жизни открылась бездна! Комедия окончилась.
В милом, суетливом, благополучном мире началось извержение вулкана… Она помчалась с М. на юг. Был март. Они приехали в пустынный весенний Коктебель. Днем они выходили на пустой пляж, а ночью… узкое горячечное тело… Страшный крик стоял в горле. Все завершалось рыданиями… Она засыпала у него на груди – и тотчас просыпалась. С нежностью глядя во тьме на его изнуренное лицо, она скользила губами по бессильному телу. Она смотрела на М. с исступленной жалостью: чтобы ответить на то, что в ней пробудилось, – ему нужно было умереть. Эти безумные ночи были для нее почти воздержанием.
А потом они вернулись: она к К. в Москву, а М. к своей жене в Ленинград.
Она засыпала его исступленными письмами. Библейская кровь возопила, и пересохшие губы искали избавления. Она ненавидела милого К. В день ее рождения он увез ее в Одессу. Ей исполнился тридцать один год. К. заказал ей тридцать одну корзину роз с бенгальскими огнями. Каждые полчаса служащий гостиницы вносил в ее номер очередную корзину с розами и зажигал очередные бенгальские огни. Она сидела с мрачным лицом среди моря цветов и серной вони. И все ненавидела: не было письма от М.! Но вот М. позвонил. В тот же день, бросив все, в одном платьице она умчалась в Ленинград. В жуткую комнатенку, которую снял М. Наступило обычное безумие. Теперь Ася не могла жить без М., а К. не мог жить без Аси. Он думал о ней, он заботился о ней, он высылал в Ленинград деньги, чтобы его Асенька ни в чем не нуждалась. И наконец, он просто должен был видеть ее – хотя бы иногда. Он приезжал в Ленинград и приходил к ним в гости. Ася жалела его. Она его любила. Но любовь эта не имела никакого отношения к той… к бездне… И достаточно было руке М. прикоснуться к ее руке, страшный ток пробегал по ее телу.
К. пытался действовать. Он последовательно соблазнил и бросил всех блестящих женщин того времени. При этом он заботился только об одном: чтобы Ася узнавала о его победах. А она не хотела узнавать. Ей все было неинтересно. Кроме ночей в крохотной комнатке М. О, этот полный печали сумрак белой ночи…
Но она забыла о роке. «Боже мой, – как-то сказала она, – хоть бы случилось в моей жизни что-то человеческое: хоть бы пожар, кража, болезнь – ну хоть бы что-нибудь, как у людей!»
Наступила война. Она оказалась в самом пекле – в блокадном Ленинграде. Уже начинался голод. И тогда в Ленинград с фронта приехал К. Блестящий писатель, он был в фаворе и силе. Он приехал к М. и предложил вывезти Асю из Ленинграда. Умирая от ревности, задыхаясь от слез, во имя Асиной жизни М. согласился. С последним поездом, который отправлялся с сокровищами Эрмитажа в Ташкент, К. вывез ее из Ленинграда. В длинной бесконечной дороге К. даже не пытался сойтись с нею: он слишком хорошо ее знал. Он просто безумно ее любил. К. привез Асю в Ташкент.
Так Ася оказалась в Ташкенте со своим вопящим телом, с безумным своим огнем.
К. вернулся в Москву, чтобы улететь на фронт. Перед отъездом он зашел к Васе Сталину. В тот вечер Вася, как обычно, пил и играл в «нормальный тир», то есть стрелял в люстру из пистолета. Кажется, именно в тот вечер в его доме была его сестра. К. поговорил с нею (о мастер светской, обольстительной беседы!), и, естественно, девочка влюбилась. Таких она не видела в «замке Броуди» (так называла она свой холодный дом)… Они встретились в Третьяковской галерее. Пока охрана рассматривала полотна, они поцеловались. В первый и в последний раз. Но К. захотел, чтобы Ася узнала: даже дочь вождя не устояла! И он намекнул об этой любви в корреспонденции с фронта. Этого было достаточно.
