Был апрель. У ворот городской автобазы стояли лужи грязной воды. Автоинспектор Касымов, приподняв полы милицейской шинели, легко перепрыгнул одну из луж и, встав на сухое место, подождал Прокопьева.
— Где вас искать, товарищ капитан?
Прокопьев осмотрел огромную площадку автобазы, заставленную неисправными машинами.
— Скорее всего, в мастерских. Или в конторе.
— Ну, а я в диспетчерской.
Прокопьев отыскал главного механика и, выбрав удобный момент, предъявил удостоверение личности. Тот понимающе кивнул головой, вытер о телогрейку измазанные руки и, затоптав окурок, направился за Прокопьевым.
— Мне нужно кое-что посмотреть. Кстати, сколько на ходу машин ЗИЛ-164?
— Шесть.
Прокопьев достал блокнот и записал фамилии шоферов. Разговорились. Главный механик довольно метко характеризовал достоинства и недостатки каждого из шести шоферов.
— Вергала — рубаха-парень. Как говорится, душа нараспашку, язык на плечо. Коноплев, что Плюшкин. Потерялись ключи или еще что — ищи у него в машине. Скажет: «Валялись, вот и подобрал». Работящий мужик. Карпенко — человек молчаливый. Слова не добьешься. Но дельный.
Назвав фамилию Далиева, механик на минутку задумался, разминая узловатыми пальцами папиросу.
— О Далиеве мы не раз говорили. Что ни рейс в районы области, так километраж больше других, хотя пункты разгрузки или погрузки на одинаковом удалении. Или друзей у него много? Но не пьет. Для нас, пожалуй, это самое главное. Сколько побито машин по пьянке. А план грузоперевозок не снижает.
— А как Далиев на руку?
— Это уж, так сказать…
— По нашей линии, — подхватил Прокопьев.
— Да, да.
Оба засмеялись.
Автоинспектора Прокопьев застал при изучении путевых листов.
— Ну как?
— Пока что доложить не о чем, товарищ капитан. В ту ночь в сторону Бобровского совхоза рейсов не было. Вот в Осмерыжский пункт «Заготзерно» ходило шесть автомашин.
— С каким грузом?
— Сухой асфальт в брикетах.
— Марка машин?
— Та, что ищем.
— Давайте еще раз посмотрим путевые листы.
Читая фамилии, Прокопьев вспомнил характеристики водителей.
Когда автоинспектор открыл путевой лист Далиева, Прокопьев подумал: «Наверное, опять двойной рейс» — и внимательно стал рассматривать разбросанные цифры.
— Не разберу. 460? — спросил Прокопьев.
— Да, а что?
— Сейчас узнаем. Какой километраж у других?
— Вергала — 250, Коноплев — 260, Карпенко тоже 260…
— Опять двойной рейс. Так, путевой лист Далиева, видимо, потом изымем. Возьмите в бухгалтерии официальную справку о расстоянии до Осмерыжска.
По копиям накладных Прокопьев установил, когда был сдан груз в Осмерыжский пункт «Заготзерно». У Далиева значилось восьмое марта, тогда как у других — седьмое. Где был Далиев в ночь с седьмого на восьмое марта? Почему у него километраж вдвое больше других?
Чтобы дать ответы на эти вопросы, капитан решил выяснить личность Далиева и его связи.
Каждый шаг Далиева теперь уже подробно изучался работниками милиции. В «бобровское дело» подшивались все новые и новые данные, добытые кропотливым трудом.
Прокопьева вызвали с докладом.
— 29 апреля, — начал капитан, — в 5 часов утра Далиев на машине подъехал к своему дому, через десять минут вынес узел, который уложил под сиденье машины. В Комсомольском поселке вошел в дом номер 23, постучал во вторую дверь справа…
— Кто там проживает?
— Установили: Семенов Борис, ранее судимый.
— Приметы?
— Выше среднего роста, скуластый, стрижен под машинку. Перед отъездом Далиев отсчитал несколько кредиток. Вышедший вместе с ним из дому Семенов чем-то возмутился. Далиев отсчитал еще.
— Встреча зафотографирована?
— Да.
— Хорошо. Чем занимался после этого Семенов?
— А через два часа Семенов с чемоданом был на вокзале, купил билет до Жолкудука. В Жолкудуке подходил к водителям автомашин, просил подбросить дальше, до станции Калкаман. Почему он не взял билет сразу до Калкамана, выяснить не удалось. Выехал на машине ЗИЛ ШЮ-63-17. В кузове было пятеро. В Калкамане Семенов долго кружил по улицам. Потом с чемоданом зашел в третий дом от поворота шоссе. Момент зафотографирован. Проживает там Харченко. От него вышел без чемодана.
— Что за человек Харченко?
— Есть сведения, что Харченко на днях продал два отреза драпа.
— Немедленно и одновременно сделайте обыск в квартирах Семенова и Харченко.
— Есть!
VНочь. Косой дождь больно хлещет в лицо, холодные капли скатываются за воротник плаща.
Хромовые ботинки сотрудника уголовного розыска Шафикова насквозь промокли. До боли мерзнут поясница и коленки, а пальцы ног он уже давно перестал чувствовать. Но сменить место на другое нельзя: отсюда отличный обзор для наблюдения.
Идет третий час… «Теперь скоро», — вздыхает облегченно Шафиков, посматривая на дверь квартиры.
Через час из-за угла кирпичного дома выкатился «газик» и три раза мигнул фарами — условный знак. Шафиков вышел из-за укрытия. Окинув продрогшую фигуру оперуполномоченного, Прокопьев сочувственно проговорил:
— Выдержал?
— Дело привычное.
— Что нового? — осведомился Прокопьев.
— Без изменений. После двадцати двух Семенов не выходил.
— Значит, не подозревает. Как с понятыми?
— Договорился. Из двадцать первого дома.
— Приглашай.
Дверь открыла жена Семенова. Из спальни, чертыхаясь, вышел Семенов.
— Что за воронье слетелось? — прошипел он.
— Гражданин Семенов, вот ордер на обыск.
— Нема делов, начальники. Пустые хлопоты.
— Посмотрим.
Семенов, захлебываясь папиросным дымом, выдавил:
— Щенки! Сопляки! Сявки! Да я таких, как вы запросто…
Он сорвался со стула, сделал быстрое движение снизу вверх, как бы нанося удар финкой, и вдруг отскочил. На лице Прокопьева не дрогнул ни один мускул. Только его плечи чуть подались вперед.
— А-а, гады! — рычал Семенов, тяжело дыша. — Ха-ха-ха! — вдруг истерически рассмеялся он. — Милости прошу. Вижу птицу по полету. Ценю. Эй, ты! — метнул он взгляд на кухню, где плакала жена. — Поднеси моим «спасителям» по стаканчику коньяку за упокой моей души.
— Кончайте, Семенов!
Обыск начался с лежанки, застланной пуховыми подушками. Под ними лежали ковры. Насчитали пять. Понятые помогли Шафикову отнести их в комнату.
— Прошу ключ от сундука.
— Потерян, — не подымая головы, бросил Семенов.
— Взломать! — распорядился Прокопьев.
