Никто из москвичей не знал, что происходит. Казалось, город погружается в хаос. Все спрашивали друг друга: где же президент и премьер-министр? Почему они молчат?
До сих пор не очень ясно, что именно происходило с Борисом Николаевичем той ночью. Коржаков уверяет, что Ельцин спал. Некоторые говорят, что президент был несколько не в форме, потому что в выходной день успел расслабиться… Ельцину написали текст для короткого выступления, Борис Николаевич плохо выглядел. Пресс-секретарь Вячеслав Васильевич Костиков отговаривал его выступать.
— Этого нельзя делать, — твердо сказал первый помощник президента Виктор Илюшин. — У вас такое лицо, что москвичи подумают бог весть что…
Между тем вооруженные группы, отправленные из Белого дома, рассредоточились по всему городу. Милиция словно исчезла с улиц города, оставив его в полное распоряжение вооруженной шпаны. Министр обороны Грачев уверял Ельцина, что войска в Москве, но на улицах они не появились. Страх распространился по городу. Казалось, что все кончено: власть в руках мятежников. В здании правительства сотрудники аппарата были в ужасе, вспоминал Егор Гайдар. Один из чиновников буквально кричал:
— Вы же понимаете, что все кончено! В течение часа нас всех перережут!
Потом Ельцина будут подозревать в том, что он нарочно демонстрировал бессилие, чтобы надежнее заманить мятежников в ловушку и получить возможность расстрелять Белый дом. Но едва ли он был способен в тот момент на такие хитроумные заговоры. Причиной трагических событий стало прежде всего разгильдяйство спецслужб и их неспособность предугадать следующий ход мятежников.
Грачев приказал собрать коллегию минобороны. Отсутствовал заместитель министра Борис Всеволодович Громов, за что Грачев его потом возненавидел. Не приехали главком сухопутных войск генерал-полковник Владимир Магомедович Семенов, еще несколько видных генералов. Они не хотели в этом участвовать. Грачев сам не знал, что ему делать, и фактически не хотел обсуждать ситуацию со своими подчиненными. Заседание коллегии не состоялось. Разговор продолжался минут семь-восемь. Министр сказал своим заместителям: наше здание плохо охраняется. Давайте разделимся, и каждый возьмет на себя оборону одного подъезда.
Командование вооруженных сил России возглавило оборону собственного здания. Первый заместитель министра обороны член-корреспондент Академии наук Андрей Афанасьевич Кокошин рассказывал мне, как надел под штатский костюм кобуру со «стечкиным» и вместе со своим порученцем — капитаном 1-го ранга, подводником — пошел проверять подъезды. А здание действительно не было подготовлено к обороне: большие окна, не заложенные мешками с песком.
В распоряжение первого заместителя министра обороны поступили два взвода во главе с молодыми лейтенантами, которые сами не знали, что делать. Нашелся прапорщик, который помнил устав. Он бодро доложил, что они охраняют объект особой важности. Поэтому каждого, кто попытается подойти к зданию, надо окликнуть: «Стой! Кто идет?» Затем выстрел в воздух, а потом уже стрелять на поражение.
А вокруг министерства обороны уже и в самом деле появились мрачные личности, может быть, приднестровские боевики… Батальон спецназа из Теплого Стана, который отправлялся в Останкино, чтобы защитить телецентр, Грачев направил для обороны собственного здания.
Ночью в здание министерства обороны приехал глава правительства Черномырдин, затем появился Ельцин. Вместе с ним были начальник главного управления охраны Барсуков, главный президентский телохранитель Коржаков со своим заместителем. Причина колебаний Грачева состояла в том, что он до последнего не хотел влезать в это дело. Надеялся, что МВД само справится. Ельцину пришлось отдать Грачеву письменный приказ подавить мятеж.
3 октября правительство обратилось к москвичам и гражданам России:
«Преступные элементы, подстрекаемые из Белого дома, развязали кровавую бойню в центре Москвы… Боевики ведут стрельбу из автоматического оружия, организуют боевые отряды и очаги массовых беспорядков… Правительство Российской Федерации вынуждено прибегнуть к силе для обуздания распоясавшихся политических авантюристов… Правительство Российской Федерации… делает все, чтобы остановить зачинщиков беспорядков, руки которых уже обагрены кровью мирных граждан и сотрудников милиции, стоящих на охране правопорядка».
В час ночи 4 октября глава правительства Черномырдин выступил по телевидению:
— Я начну свое выступление словами, которые не звучали много лет, — Москва в опасности!.. Вы уже знаете о том, что преступные элементы, подстрекаемые из Белого дома, пролили в Москве кровь… Так называемые боевики ведут стрельбу из автоматического оружия… Войска вводятся для того, чтобы пресечь бандитские вылазки, обеспечить мир и покой москвичам…
Утром 4 октября по радио России прозвучал голос Ельцина:
— Я обращаюсь к гражданам России. Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в самые кратчайшие сроки… В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики, подстрекаемые руководством Белого дома, сеют смерть и разрушения… Те, кто пошел против мирного города и развязал кровавую бойню, — преступники. Но это не только преступление отдельных бандитов и погромщиков. Все, что происходит в Москве, — заранее спланированный вооруженный мятеж… Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска. Их задача — освобождение и разблокирование объектов, захваченных преступными элементами, разоружение незаконных вооруженных формирований…
Первый вице-премьер Олег Николаевич Сосковец встретился с первым заместителем председателя Верховного Совета Ворониным и передал предложение президента: немедленно сдать оружие, чтобы избежать кровопролития. Воронин ответил отказом.
«После пяти часов утра 4 октября 1993 года, — вспоминал заместитель министра обороны генерал-полковник Валерий Иванович Миронов, — министр обороны дал добро на разговор с Руцким по телефону. Меня сначала соединили с помощником Руцкого — Красновым. Я задал ему вопрос: “Скажите честно и откровенно, контролируете ли вы ситуацию и можете ли дать команду прекратить эту бойню?” Он ответил: “Ситуацию контролируем частично, так как только события начали развиваться, к нам присоединилась шантрапа и уголовщина”».
По Белому дому было выпущено двенадцать снарядов — десять болванок, два зажигательных. Этого оказалось достаточно для подавления мятежа. Когда началась стрельба, Руцкой взывал из Белого дома:
