Заканчивая свою книгу, не скроем, что хотели бы способствовать созданию такого идеального содружества.
— Страждущие души, благородные души, возьмите себе в спутники этого человека!
Тереза Брунсвик
Бетховен. Гравюра Нейдля по рисунку Штейнхаузера, 1796 г.
Элеонора Брейнинг. Гравюра на меди
Бетховен. Гравюра Хёфеля по рисунку Летронна, 1824
Антон Шиндлер
Бетховен на смертном одре. Рисунок Тельчера
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 237.
В 1952 году во Франции под названием «Jadis. D'une guerre a l'autre. 1,914—1936» вышли мемуары Эррио, в которых автор писал: «…Я был другом русских. Наша дружба не была чем-либо омрачена, хотя я ни в коей степени не являюсь коммунистом. Это хорошо известно в Москве. Но я считаю, что дружба с Советским Союзом необходима для поддержания прочного мира» (цитируется по русскому переводу книги: Эррио Э. Из прошлого. Между двумя войнами. 1914–1936. М., 1959, с. 170).
Французская Академия наградила эту книгу премией Mapселена Герэна.
Сочетая характеристику жизни и творчества Бетховена с изображением современной ему эпохи, общественной и художественной жизни, Эррио упоминает в своей книге десятки имен, здесь и музыканты, поэты, писатели, художники различных стран, здесь и политические деятели и представители «высшего света». Немногие из них имеют прямое отношение к жизни самого Бетховена; в то же время общий облик, общественное положение каждого из них в большинстве случаев ясны из самого текста книги. В связи с этим мы не сочли целесообразным давать в подобных случаях комментарии, тем более что это весьма отяжелило бы книгу, да развернутый научный аппарат не отвечает и самому характеру труда Эррио, представляющего собой увлекательное повествование, но отнюдь не научное исследование. Поэтому немногочисленные подстрочные примечания привлечены лишь для того, чтобы оговорить отдельные допущенные Эррио неточности, главным образом в описании жизни и творчества самого Бетховена и некоторых других крупнейших композиторов и писателей. — Прим. ред.
Плач, слезы (ит.).
Букв. «жизненная напряженность» (нем.) — так определяет Бетховен постоянное напряжение, целеустремленность своих душевных сил.
Автор справедливо критикует произвольные сюжетные расшифровки симфонических творений Бетховена, однако он неправ, в целом отрицая значение программности в творчестве Бетховена. — Прим. ред.
При всем неоспоримом единстве творчества Бетховена деление на периоды, отвечающие важнейшим этапам эволюции его стиля, оправдано и используется современным бетховеноведением. — Прим. peд.
«Гостиница у старого погребка» (нем.).
«Цветочная» (нем.).
«Притворная простушка» (ит.).
«Бастьен и Бастьенна» (фр.).
«И тогда люди устремились к свету» (нем.).
«Боже, какое мгновение!» (нем.).
«Профессиональные концерты» (англ.).
«Приди, любовь» (ит.; точно — «Vieni»).
«Огнецвет» (нем.).
«Каринтийские ворота», «У Вены» (назв. речки) (нем.).
«В Россау», «У фазана» (нем.).
«Каноническая месса» (лат.).
«Ступень к Парнасу» (лат.).
«Наказанный распутник, веселая драма в двух действиях, представленная в придворном театре (в импер. печатне глухонемых») (ит.).
«…Он восхваляет миловидность блондинки… зимой ухаживает за полненькой, летом — за худенькой» (ит.).
«Так поступают все» (ит.).
«Милосердие Тита» (ит.).
К этому вопросу автор еще вернется. — Прим. ред.
«Крестьянская любовь», или «Мельничиха» (ит.).
«Сколь прекрасней крестьянская любовь» (ит.).
«Как сердце замирает» (ит.).
«Желает танцевать» (ит.).
«Рудокопы», «Красные башмачки» («Прекрасная башмачница»), «Аптека» (нем.).
Все же имеется целый ряд достоверных сообщений, согласно которым Бетховен действительно посещал дом Бернадотта. — Прим. ред.
Томашек здесь не совсем справедлив — Бетховен хорошо знал современную ему музыку, постоянно знакомился с сочинениями других композиторов. Даже в годы, когда возросшая глухота сделала для него невозможным посещение концертов, он продолжал изучать произведения других композиторов «за письменным столом», просматривая их и воспроизводя музыку с помощью «внутреннего слуха». Так, Бетховен познакомился со многими творениями Генделя, с рядом песен Шуберта и т. д., о чем, впрочем, пишет и сам Эррио. — Прим. ред.
«La ci darem la mano» — «Дай ручку мне…» (ит.).
