Чтобы офицерская семья выдержала все неминуемые трудности, нужны любовь, терпение и даже самопожертвование. Я заметил, что на службе состоялись только те офицеры, чьи жены хорошо это понимали. И принимали походную жизнь как должное.
С улыбкой вспоминаю тот день, когда Валя, сшив новое платье, решила пройтись в нем по деревенской улице. Это естественное желание молодой и красивой женщины, у которой появился лишний повод для выхода в свет. Тем более, что платье она сделала собственными руками и просто, даже как автор, имела право на то, чтобы ее работа была оценена по достоинству.
Платье на самом деле было замечательное. Только-только родился Виктор, и Валя, гордо толкая перед собой коляску с младшим сыном, пошла вдоль улицы, которая, насколько я помню, была в этом поселке не только центральной, но и единственной.
Через какое-то время, гляжу, возвращается назад и горько-горько плачет: «Толик, ну что же это такое?! Прошла всю улицу и ни одного — ни одного! — человека не встретила. Одни коровы…» И продолжает реветь, но сквозь слезы, чувствую, уже смеется.
Через много лет, когда, будучи министром внутренних дел Российской Федерации, мне приходилось участвовать вместе с женой в протокольных мероприятиях, я не переставал удивляться, как естественно, как хорошо и непринужденно держится Валя в присутствии высшего руководства страны и глав зарубежных государств.
После того как я представил Валю президенту России, Б.Н. Ельцин не удержался от комплимента: «Вот, А.С., где-то прячете свою очаровательную супругу… Ни разу даже не показывали…»
* * *
Прилетев в апреле 1995 года из Чечни в короткий солдатский отпуск, я сразу же увидел ее на бетонке подмосковного военного аэродрома «Чкаловский». Позади были несколько месяцев разлуки, быть может, самых тяжелых в нашей жизни. Догадывался, как переживала она за нас с Сергеем. За Сережу — потому что его офицерская судьба обязывала находиться в окопах, а не при штабе. За меня — потому что должность командующего Объединенной группировки федеральных войск в Чеченской Республике, которую в конце января 1995 года я принял от генерала Квашнина, в сложившейся обстановке была опасна вдвойне. Точно так же я находился в боевых порядках передовых батальонов и рот, но теперь на мне еще лежал груз ответственности за судьбы тысяч солдат и офицеров, принимавших участие в освобождении Чечни от незаконных вооруженных формирований.
Я обнял Валю и, оглядевшись по сторонам, с удивлением заметил, что нет моей служебной машины.
Поначалу не придал этому значения. Могло быть и так, что водитель просто припарковал машину чуть поодаль — поделикатничал, чтобы не мешать нашей встрече. И теперь дожидается, пока Валя не подскажет мне дорогу.
Послушно иду за женой и только через какое-то время начинаю понимать, что ведет меня Валя к нашим собственным «Жигулям». И не к привычному для меня водительскому месту, а к соседнему, пассажирскому. Широко распахивает дверь: «Прошу!..»
Я все еще думаю, что меня разыгрывают. Ну, мало ли, привезли друзья, сейчас подойдут, и все разъяснится. Ведь сама Валя машину не водит. Когда-то, много лет тому назад, когда мы, назанимав денег, купили первый наш автомобиль — старенький «Москвич», — Валя изъявила желание попробовать себя в качестве шофера. Дорога была степная, ровная, и я без колебаний уступил ей место за рулем, предварительно объяснив, какие педали и в какой последовательности нажимать. Однако ее решительности хватило ненадолго. Первая же встречная машина так напугала Валю, что я был вынужден сказать ей со всей откровенностью: «Садись рядышком. Не обижайся, но за рулем тебе делать нечего…»
В общем, Валя смирилась с тем, что ее место в машине — это место впередсмотрящего, и вождению нигде не училась. Я это хорошо знал. Поэтому недоверчиво смотрю, как Валя заводит машину и собирается тронуться с места.
Пытаясь сохранять самообладание, тихо спрашиваю: «Ты что, шутишь? Собираешься везти командующего Объединенной группировкой, не умея водить машину?.. Не дай Бог, что случится, это же будет грандиозное ЧП! Да нас с тобой сейчас просто задержат на первом же посту милиции!..»
Валя улыбается: «Нет, я серьезно…», и я с удивлением замечаю, что за рулем жена чувствует себя очень уверенно: переключает скорости, ловко выруливает со стоянки. Даже то, как она, разворачиваясь, краем глаза взглянула на зеркало заднего вида, выдавало в ней опытного водителя.
Оказывается, пока я воевал, она выучилась водить машину и получила водительские права. Вижу, вся так и светится от гордости, что удалось меня провести. Что я наконец дома.
Вижу цветочниц с охапками тюльпанов и роз. Говорю Вале: «Ну-ка, притормози!»
Как есть — в полевой генеральской форме — стараюсь выбрать самый чудесный букет. Цветочницы возле «Чкаловского», мимо которых из месяца в месяц, из года в год, течет бесконечный поток воюющих и отвоевавших мужчин, очень точно чувствуют, что у кого на душе. Понимают: у меня все хорошо. Перешучиваются. «Кому, — спрашивают, — товарищ генерал, собираетесь дарить цветы?» Я тоже смеюсь в ответ: «Да вон, — говорю, — любовница моя сидит в машине. Для нее и цветы. Если можно, то самые лучшие!»
Они мигом собрали замечательный букет. Кто посмелее, даже в машину заглянули как бы ненароком, чтобы рассмотреть сидевшую за рулем Валю и, кажется, остались довольны тем, что «любовница» у меня по всем статьям — подходящая!
Два года спустя — в мае 1997 года — вместе с Валей мы оказались в Иерусалиме. Я уже был министром внутренних дел, а протокол визита обязывал посетить Государство Израиль вместе с супругой.
Кроме переговоров и рабочих встреч, разумеется, было знакомство со страной и экскурсии по Иерусалиму. Программа визита предусматривала посещение Троицкого собора, находящегося на территории миссии Русской Православной Церкви Московского Патриархата.
Сопровождавшие нас священники — отец Феодосий и отец Марк, которым, наверное, пришлось встречать и провожать немало любопытствующих сановников, тем не менее, встретили нас очень сердечно, а наш разговор о представительстве Русской Православной Церкви в Израиле, об особенностях монашеской жизни на Святой Земле не стал, что называется, дежурной беседой чиновников. Говорили тепло и откровенно. Мне рассказали, что в Троицком соборе венчаются многие россияне. Святым и великим является этот храм для каждого православного христианина.
Мы с Валей, разумеется, никогда не испытывали неловкости от того, что наш брак был когда-то зарегистрирован в простом советском загсе. Тогда, в середине 60-х годов, никто из нас не думал о венчании. В эпоху государственного атеизма воспринималось оно не более чем красивый церковный обряд. К тому же совершенно непозволительный для офицера — коммуниста, командира и воспитателя.
