Нервно поправляя седеющие, туго закрученные усы, стараясь не терять своей важности, чиновник объяснил нам через случайного переводчика (его постоянный переводчик был убит), что он не военный, он просто приехал налаживать немецкое хозяйство и что (наивная попытка задобрить нас!) он согласен забыть наше недостойное, по его мнению, поведение по отношению к нему — представителю великой Германии. Но он требует (а голос у него дрожал), чтобы мы немедленно освободили его, дабы он мог продолжать свою «деятельность».
— Хозяйствование! — повторял Кучеров, слушая медленные слова переводчика. — Рациональная эксплуатация!.. Требует!..
А в это время один из партизан принес несколько оригинальных трофеев, взятых им при осмотре машин.
— Смотрите! Вот что делается! Вот они какой груз везли! Заранее заготовили!
Это были сравнительно небольшие вывески: светло-серый фон и черные надписи, сверху — немецкие, снизу — русские. Я не помню текста, но колючие и прихотливо завитые готические буквы под зловещим орлом со свастикой, фашистской эмблемой, поразили меня. Ясно представилась улица захваченного врагом русского города с такими вот гитлеровскими клеймами над дверями и на стенах домов…
Однажды мы остановились на отдых в лесу недалеко от Адамовки Сеннинского района. Была половина сентября — время желтых листьев, туманов и грибов. День задался пасмурный, лес неприветливо шумел. Мы вертели цигарки из свирепого самосада, от которого в горле перехватывало, и про который говорят: один курит — двенадцать болеют. Тут подошел колхозник с корзиной грибов. Тоже присел покурить, угостил хорошей бийской махоркой, разговорился, и чувствовалось, что он неспроста рассказывает нам местные новости, что он что-то не договаривает и в то же время присматривается к нам. Наконец он отозвал Кучерова в сторону: «Мне бы вам два словечка сказать…» и предложил устроить полковнику встречу с уполномоченным ЦК. Вот уж, как говорится, на ловца и зверь бежит! Ясно, что не случайно подсел к нам этот колхозник, и в лесу он наверняка искал не грибы, а встречи с нами.
Кучеров обрадовался — такая удача! Да и я обрадовался, пожалуй, не меньше его — ведь и мне была необходима эта встреча.
Договорились.
Встреча произошла на другой день около Курейши, прямо в поле, в копнах только что скошенного овса. Наш проводник привел из деревни троих. Один показался мне знакомым — это и был уполномоченный. Он тоже признал меня.
— Вы не были на первой белостокской партийной конференции?
— Был.
— Ну вот, значит, там и встречались.
И сразу, как старые товарищи, мы заговорили на «ты», вспомнили прежних друзей.
— Да, да… Исаев отозван в распоряжение ЦК… А ты кого видел?.. Ухаров, говоришь… Помню… Ну, этот справится!
Многие наши общие знакомые ушли в армию, некоторые уже погибли. А вот он (и одновременно с ним ряд других работников) получил задание вернуться на землю, захваченную фашистами, для организации партизанского движения. Я рассказал ему о нашем отрядё и о тех отрядах, которые знаю, а он мне о лиознинском совещании ЦК КП(б)Б, которое проводил товарищ Пономаренко, о тех задачах, которые партия ставит перед партизанами, о размахе всенародного сопротивления врагу и об упорных боях, развертывающихся сейчас под Смоленском.
— Да, немцы пока еще обладают техническим и численным превосходством. Они собрали технику со всей Европы. Это позволило им добиться тактического успеха. Но это ненадолго. У нас сейчас подтягиваются резервы, которые скоро вступят в бой. И партизаны не должны сидеть сложа руки.
В Курейше мы встретились с представителем Сеннинского райкома, который возглавлял довольно крупный партизанский отряд. У сеннинцев была связь с Москвой, а нам как раз не хватало связи. И тут невольно я заговорил с уполномоченным ЦК о наших трудностях и сомнениях. Может быть, лучше было бы, если бы мы присоединились к Сеннинскому отряду? Тут все-таки постоянное руководство из центра, а мы предоставлены сами себе, ведем работу на ощупь. Многие из наших бойцов только и мечтают, как бы выбраться из немецкого тыла, а иногда заводят разговор о том, чтобы сделать это организованно, всем отрядом. Я и сам не думал, что так долго придется партизанить, и считал, что в регулярной армии мог бы принести больше пользы. Уполномоченный ответил мне довольно резко:
— Сейчас не время ходить с места на место. На Большой земле люди найдутся. А мы должны создавать отряды здесь. У нас здесь война. Понимаете? В каждом районе. И чем больше отрядов, тем лучше. Пускай они еще маленькие — вырастут, обрастут активом… Чтобы земля горела у гитлеровцев под ногами!.. Вот и вы возвращайтесь обратно и действуйте самостоятельно. В каждом районе должен быть представитель ЦК. Отыщите его, свяжитесь с ним… И вот вы говорите: на ощупь. А иначе и быть не может. Надо приобретать опыт. Опыт гражданской войны нас не устраивает: не то время, и враг не тот, Вам, военному, это должно быть особенно ясно…
Да, ясно… Встреча с уполномоченным ЦК помогла мне разобраться во многом. Вернемся и будем партизанить, и мысль о переходе через линию фронта выбросим из головы… Вот бы только наладить связь с Москвой!.. Когда-то у нас будет своя радиостанция?..
…Кучеров остался в Курейше, а с нами вместе пошли два человека, которые должны были выйти в Минскую область, а может быть, пробраться дальше на запад, чтобы поднимать и там партизанскую войну.
* * *
…Находились отщепенцы, которым немецкая оккупация была на руку. С одним из таких столкнулись мы, возвращаясь из Курейши. Еще по дороге узнали от крестьян, что в маленькую деревеньку (названия не помню) около Видоков вернулся раскулаченный мироед. Фашисты помогали ему собрать то, что было у него отобрано при раскулачивании, предоставили разные льготы и даже лесу дали на постройку дома. Признали своего.
Дошли мы до деревни — и в самом деле: лежит штабель свежих бревен, двое мужиков пилят их, а вокруг ходит хозяином такой дядька, что сразу признаешь «бывшего». Нас он, кажется, не заметил. Мы свернули в проулок и за огородами остановились отдохнуть.
— Надо бы позавтракать. Нельзя ли чего достать в деревне? Иди-ка, Ваня, поговори с этим толстым, у него на всех хватит. Да не так: оружие-то спрячь, чтобы не смущать его сразу… И не один. Вот вы втроем пойдете.
Ребята пошли, тихо-мирно попросили у кулака накормить их. Он отказался.
— Ничего я вам не дам. А вот если хотите — работайте. Что вам попусту ходить? Я вас и кормить буду, и зарегистрирую, как полагается.
Видно, чувствует свою силу при фашистских порядках.
Наши посланцы самым наивным тоном спрашивают:
