особо не дружили. Сейчас в «Одноклассниках» шлём друг другу приветы. На последней встрече в ресторане Володя напомнил мне помещика Троекурова 10– такой холёный, толстенький, ну, как я. Пашигоров, не обижайся, хорошего человека должно быть много. Сейчас с такой фигурой и Игорь Голубев, и Перепелицын Саша.
Вовочка и Любочка.
В Армавир я езжу редко: то на похороны, то на свадьбы, а вот с Людкой (мы так называли друг друга Танька, Светка) Филатовой, сейчас Кузнецовой, мы дружим через расстояние всегда. Есть люди праведники, на них земля наша держится. Людка такая. Приветливая, работящая, честная. Никого не осудит. Вырастила своих троих детей, помогает и с внуками. Таким был её папа. В школе мы посмеивались над интересом Кузнецова к ней. Слава богу, они поженились. Проработав в школе много лет, я знаю, такое случается нечасто. Спрашивала Люду: «Почему Николай такой сердитый». «Для порядку, – смеётся, – такой характер». Плюс и минус характеров дали большую любовь. Ведь это она их держит вместе.
Вечер встречи выпускников.
Про многих ещё хотелось бы написать, но остановлюсь на красивом мальчике класса. Это Саша Шарафудинов. Для него я была такой же, как и для пришлого математика – микроба. В школе ведь обращают внимание на учеников, которые учатся прилежно, а уже в старших классах проявляют интерес к девочке или к мальчику. А для меня мальчики нашего класса были недосягаемы. Я себя тихонько вела, не причиняя никому вреда. Да и мне мужское население знаков внимания не оказывало. (Лирическое отступление). Вернёмся к Саше Ш. Я понимаю, как таким красавчикам трудно жить, женский пол замучает взглядами, да ещё и звонить будут. Воспитывал его отец-летчик, а может, это ложная информация. Только знаю, что и Саша стал летчиком. Я так уверовала в научную гениальность Ш., что думала: «Он будет космонавтом». Очень следила за полётами в космос, надеясь увидеть его фамилию. Саша, видела в «Одноклассниках» твою любимую жену, ты так и написал «любимая». И у тебя, надеюсь, в семье правит любовь.
А свою любовь в этом классе я всё-таки «проморгала». Сидела за партой с Володей К. и считала, что он присел мне на уши, хотя с удовольствием его слушала. Происходило всё следующим образом: он садился за парту и с места в карьер начинал рассказывать, как вышел вчера из школы, что произошло по дороге, как дела у них дома. Информации хватало на все уроки. Голос у него уже прошёл мутацию, поэтому бас мешал вести урок. Ему делали замечания, выгоняли из класса. А историк Ольга Михайловна, интересно накрашенная дама, наверное, больше любила мальчиков, чем девочек, поэтому пару раз выгнала меня со словами: «Он бы не разговаривал, если бы ты не слушала». Всё правильно.
Я, подпив на выпускном, целовалась с Шуриком Р. Как оказалось, К. из-за этого подрался с Р., и я опять не поняла причину. И ещё, когда на электричке уезжала домой к родителям, и меня провожали девчонки, он тоже был на вокзале, но не подошёл. Это он потом об этом написал из армии. К тому времени я уже жила в Краснодаре, работала. Володя писал обо всем, естественно, кроме военных тайн. Я ему отвечала. В конце каждого письма прощалась шутливой фразой: «Целую в счёчку». Конец этой истории драматичен. Из армии он не поехал домой, а приехал ко мне, нашёл меня по новому адресу, где я, успев выскочить замуж, жила с мужем. Увидев его, я растерялась, пролепетала что-то невразумительное. Он ушёл. Узнав в чём дело, муж назвал меня стервой и ушёл его искать. Пришёл Дзюба поздно, сказал, что нашёл К. пьяным на вокзале и отправил его в Армавир. Я так и не узнала правду – было так или нет. Никаких вестей о нём у меня нет. Кто-то сказал, что он умер. Я горевала. А потом несколько лет назад Люда Филатова обрадовала, что Володя жив. Я об этих событиях никому не рассказывала, предав огласке, я хочу попросить прошения за душевную черствость, за непонимание человеческих чувств. Володя, прости, если сможешь.
Фотография из армии.
В десятом классе мы пошли в поход. В этом походе я приобрела болезнь на всю жизнь, называется клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства. Взяли две палатки—для мальчиков и для девочек, ночью мы с девчонками зашнуровались, а мальчишки вырвали колышки. Я оказалась в такой панике, какую не описать словами.
Потом мне приходилось ходить в походы, но никогда не пользуюсь палаткой, говорю, что люблю считать звёзды и сижу целую ночь у костра. Школа, в которой я работала тридцать лет, ежегодно проводила туристические слеты. В качестве классного руководителя старших классов я сопровождала детей, вот где приходилось не спать. Ходили буквально с ружьем, чтобы дети нам внуков не наделали, а я бралась дежурить за всех, чтобы только в палатку не заходить.
Ещё мы ездили на Чегем. Ночевали в Орджоникидзе на турбазе, там в деревянных домиках не было дверей. Ночью пришли местные и стали на нас светить фонариками. Мы, девчонки, перепугались, но на защиту пришла классный руководитель Валентина Васильевна, говоря, что в комнате спят дети начальной школы с родителями. Хулиганы ушли. Помнится, на Чегеме, пардон, мне понадобился туалет, пошла к красивому домику, но вместо привычного М и Ж там были нарисованы петух и курица, причём разницу между ними художник слабо показал. Я, конечно, заперлась в петушка, вылетела оттуда пулей. Теперь, случись воспользоваться общественным туалетом, я покрываюсь испариной. А вдруг я не туда зашла. Как видите, наши страхи с детства.
Что ещё припомнить не знаю, хотя были же и экзамены, и Василий Андреевич Бабаян – лучший из армян, поставил в мой аттестат по физике «хорошо», за что, не понимаю, были и другие одноклассники, о которых я не написала. Был Емельянов, называвший девчонок «цимцимбарочками», меня мучил тем, что изменял фамилию: ПромоЧайбо, ПромоРгайбо, но мучил он не только меня, но и учителя биологии, спрашивая дотошно, сколько надо потратить сперматозоидов, чтобы у него с будущей женой родилась девочка. Говорят, у него двое детей. С ним мы ездили на соревнование по бегу. Удивительно, он такой внешне неспортивный. «Ну, что, ПромоЧайбо, мы всех победим», – призывал он перед стартом, но я не помню этой победы. У меня есть фото с выпускной линейки, где мы с ним в обнимку.
