Мне осталось точно отсидеть еще 79 месяцев, отсидел уже 65 (конечно, если учитывать амнистию от 15 февраля прошлого года)... Долго тянется время в тюрьме, бесконечно долго, его скрашивают только Ваши деловые письма, которые я невольно заучиваю наизусть - так часто их перечитываю. К пасхе Вы явились ко мне снова, как ангел-спаситель, у которого в руках была посылка весом в четыре килограмма. Но зато какая питательная! Меня наказали уменьшенным весом посылки, а Вы восполнили это высокой калорийностью. Благодарю Вас за каждую калорию - большую и маленькую.
По совету тюремного врача я теперь совсем не курю, так что сигарет больше не посылайте. Следовательно, в другой раз вы можете распорядиться табачными деньгами по своему усмотрению или увеличить дозу шоколада. Мы здесь отдаем предпочтение марке "Перуджино". Шоколад, присланный Вами, был опробован в первый же день, и общественное мнение признало его отличным.
Пришлите еще кусочек мыла "Гиббс" маленького размера.
Нет меры благодарности за Ваши милосердные заботы. Да благословит Вас небо!
К. К.".
Судя по этому письму, Кертнер уже научился писать самое безобидное на цензорский взгляд и в то же время самое нужное. Каждое письмо как бы написано в присутствии директора.
Когда Тамара читала вслух это письмо, Гри-Гри после слов "общественное мнение признало шоколад отличным" тяжело вздохнул:
- Вот-вот, общественное мнение... Ведь все раздает...
- А что же ему делать? Жевать в одиночку? У них в камере коммуна. Итальянцы тоже, наверное, получают посылки и тоже делятся...
- Возможно, - еще раз вздохнул Гри-Гри.
Но пришел день, когда ундервуд быль съеден до последней буквы, и Гри-Гри вместе с Тамарой и Джанниной ломали голову над тем, что делать дальше. Кто же станет покупать дорогую шубу в начале лета, когда ей полагается лежать в ломбарде?
Тревога увеличилась после того, как они узнали, что у Кертнера нет денег даже на лекарства. За последнее время он несколько раз побывал в карцере, в том числе - строгом, что для его легких очень опасно.
Джаннина, наученная Тамарой, в завуалированной форме попросила Кертнера вести себя более покладисто. Составляя письмо, Тамара пыталась перевести на итальянский русское выражение "не лезть на рожон", но так и не смогла это сделать.
Гри-Гри извелся в поисках возможности помочь Этьену. Но придумать что-нибудь дельное не удавалось.
И тогда Джаннина предложила - она переведет в тюремную лавку те 200 лир, которые получила как "маленькую компенсацию за большие беспокойства". При этом поставит Кертнера в известность, что эти деньги были выплачены ей ошибочно.
Конечно, здесь был риск, она могла вызвать подозрение у цензора агента полиции, следящего за их перепиской. Но Джаннина рискнула, и через несколько дней капо гвардиа сообщил заключенному 2722, что на его лицевой счет поступили 200 лир из какой-то торговой конторы в Милане.
79
Кертнер больше, чем его товарищи по камере, страдал от холода. Как бы согреться? Ах, если бы он мог надеть вторую пару шерстяных носков, если бы в камере волшебно появилась жаровня с углями - скальдино! В холодные дни осени и зимы он часто вспоминал свою миланскую контору; там у его письменного стола - батарея центрального отопления. Всего две секции, но для итальянской зимы хватало. Он с наслаждением ласкал бы сейчас пальцами горячее железо. Единственный и скоротечный источник тепла в камере - миска с супом. Можно греть пальцы, держа в руках миску, но чем дольше ты будешь греться, тем больше остынет суп. Были бы деньги - можно бы чаще покупать свечи: тоже мерцающий источник тепла. Иногда Бруно удавалось доставать для Кертнера горячую воду из котельной; она не годится для питья, но можно сделать ножную ванночку.
И в самые холодные дни Кертнер занятий не прерывал. Камера No 2 занималась на ходу! Ученики безостановочно ходили вереницей, завернувшись, по примеру учителя, в полосатые серо-коричневые одеяла.
Газетные новости тоже становились темой занятия. Кертнер делал доклады о международном положении, опираясь на те сведения, какие удавалось черпать в воскресных иллюстрированных фашистских газетах, и на сведения, какие просачивались из других камер. Особенно много новостей политического характера сообщали Кертнеру уголовники.
7 июля 1937 года японцы вторглись в Китай. Едва взошло солнце, орды японцев, размахивающих саблями, хлынули через мост Марко Поло и устремились в глубь территории Китая. Все это называлось "китайский инцидент". И Кертнер посвятил ему занятие, поделился своими китайскими впечатлениями.
Тюремщик "Примо всегда прав" подходил и со злорадством показывал газету сквозь решетку. Заголовки, набранные крупным шрифтом, кричали об очередной победе фашистов в Испании. У этого Примо нет большего удовольствия, чем сообщать заключенному 2722 огорчительные новости, причинять ему неприятности, мстить за старую обиду. Бруно уверял, что нет более мстительных и злопамятных людей, чем уроженцы Сардинии. Ходили слухи, что сын тюремщика "Примо всегда прав" воюет в батальоне имени Гарибальди, у Луиджи Лонго, ушел из дома, прокляв отца, и тот озлобился еще больше.
Кертнер подумал не только о негодяе Примо, который дежурит сегодня и так портит ему жизнь. Он подумал обо всем сословии тюремщиков. Среди них попадаются не такие уж плохие люди, например Карузо. Но вся эта толпа, вооруженная пудовой связкой ключей, существует для того, чтобы отравлять жизнь ему и его товарищам.
Из периодической печати политическим разрешали без купюр читать только воскресные иллюстрированные приложения "Доменика дель коррьере", "Трибуна иллюстрата", а также "Коррьере ди пикколи", выпускаемое для детей. Остальные газеты и журналы подвергались тюремной цензуре: отдельные материалы, а иногда и целые полосы замазывали черной краской.
Грязные фашистские листки упоминали о России редко. Обо всем знаменательном, что там происходило, в частности о воздушных перелетах, о завоевании Северного полюса, писали скупо.
Но в одном из номеров "Доменика дель коррьере" неожиданно напечатали отрывки из дневника Папанина, который он вел на Северном полюсе, и перепечатали его радиограмму "Двести дней на льдине". Кто знает, почему фашистская газета решилась это напечатать? Польстилась на арктическую экзотику? Или вспомнила, как русские спасали экспедицию Нобиле на Северный полюс?
На Этьена произвели сильное впечатление записи о прилежных занятиях четырех зимовщиков на льдине.
"24 июня. Женя начал преподавать мне и Эрнесту метеорологию".
"19 сентября. Петр Петрович изучает английский язык.
Он решил каждый день заниматься языком один час".
