Джозеф Маккарти, родившийся в 1908 году, занимался юридической практикой в родном штате Висконсин, в годы Второй мировой войны служил в морской пехоте, но не участвовал в боях, а приобрел некоторый опыт в контрразведывательной службе. В 1946 году он был избран сенатором от родного штата, однако оставался незаметным. Правда, в апреле 1947 года Маккарти в популярной радиопрограмме потребовал не только запрета компартии и связанных с ней организаций, но и высылки из страны всех лиц, заподозренных в коммунизме. Но тогда на его речь внимания не обратили — подобные выступления насчитывались сотнями.
Ситуация изменилась, когда 9 февраля 1950 года Маккарти произнес речь в небольшом городе Виллинг (штат Западная Вирджиния), в которой перешел Рубикон, фактически объявив войну важному элементу администрации США — сообщив, что располагает именами 205 служащих Госдепартамента, которые являются членами Коммунистической партии, а глава департамента Дин Ачесон, отлично зная о их партийной принадлежности, продолжает держать их на ответственных постах. В результате, нагнетал страх Маккарти, положение США становится всё более отчаянным, враг может выиграть холодную войну из-за того, что высшие государственные служащие покровительствуют предателям и сами являются предателями.
Речь произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Она была опубликована на следующий день под кричащими заголовками. 19 февраля в Солт-Лейк-Сити, главном городе штата Юта, сенатора осаждали толпы журналистов. Они, правда, были разочарованы и даже удручены, когда герой дня в четыре раза (не 205, а 57) уменьшил количество «шпионов», служащих в Госдепе, причем не смог объяснить, откуда взялась цифра, названная накануне. Когда же от Маккарти потребовали огласить имена, он воспользовался незамысловатым трюком, известным в следственной практике: требовать, чтобы подследственный для облегчения своей участи назвал имена сообщников, которые следствию якобы и так известны. Сенатор заявил журналисту Дону Валентину: «Теперь, конечно, прежде чем мы дадим ему (Ачесону. — Г. Ч., Л. Д.) информацию, дадим ему имена коммунистов, которые мы имеем, он должен, конечно, сам иметь (если я имею их, он должен иметь их), я хочу вот чего: проявления его доброй воли. Самый лучший путь показать, то есть сказать, что по крайней мере то, что касается этих пятидесяти семи, когда вы дадите их имена, затем всю информацию о их коммунистической деятельности, о их нелояльности, мы сможем начать любое правильное расследование в комитете Конгресса. Ясно я сказал, Дэн?»{679} Как видим, журналист не стал редактировать высказывание Маккарти, чтобы читателям стало ясно, что собой представляет этот персонаж.
В новых выступлениях Маккарти цифры обвиняемых менялись, свести концы с концами он никак не мог. Само выражение «цифра Маккарти» стало злой шуткой в серьезной американской прессе, тогда как бульварные издания продолжали упиваться разоблачениями «мужественным сенатором» шпионов и предателей.
В начале 1950 года судьба незадачливого политика, казалось, висела на волоске. Он смог назвать лишь одного «шпиона» — известного специалиста по Китаю и Центральной Азии Оуэна Латтимора, профессора университета имени Джонса Гопкинса и консультанта Госдепартамента: якобы именно его рекомендации привели к поражению Чан Кайши и победе коммунистов в Китае. Единственным аргументом, на котором строил обвинения Маккарти, были научные статьи самого Латтимора, в которых обращалось внимание на постепенно усиливавшиеся националистические оттенки в идеологии и политике Компартии Китая. Весной 1950 года по требованию сенаторов-демократов была образована комиссия по проверке обвинений, выдвинутых против профессора. Приглашенный на заседания Маккарти не смог привести ни одного доказательства, поскольку оперировал исключительно слухами и лживыми свидетельствами информаторов, имена которых назвать отказался.
Однако как раз в это время началась корейская война, ветры холодной войны подули с новой силой, и о недавних разоблачениях Маккарти стали повсеместно вспоминать. Сам Эйзенхауэр, который во время предвыборной кампании, чтобы не оттолкнуть от себя консервативно настроенных республиканцев, отказался высказывать свое мнение о Маккарти и его разоблачениях, был избран в том числе и благодаря поддержке кругов, прославлявших Маккарти.
Именно в условиях корейской войны, вмешательства в нее Китая и отчасти СССР, разоблачения ряда актов советской разведывательной деятельности против США Маккарти, хотя и на короткое время, вырос в фигуру общенационального значения. В 1952 году во время предвыборной президентской кампании Маккарти добился решения сената в придачу к Комитету по расследованию антиамериканской деятельности при палате представителей сформировать еще один подкомитет по расследованию (в спешке сенаторы забыли определить, что именно он должен был расследовать).
В качестве председателя нового подкомитета Маккарти развил бурную деятельность. По словам историка и журналиста Уильяма Манчестера, он стремился расправиться с самыми разными объектами своей антипатии — «красными, еретиками, богемой, радикалами, идиотами, большевиками, свихнувшимися, розовыми, популистами, яйцеголовыми профессорами»{680}. Именно таков был строй мыслей Маккарти — большого различия между этими группами он не видел.
В июне 1951 года сенатор предпринял весьма необдуманный ход — вылил кучу грязи на генерала Джорджа Маршалла, который тогда занимал пост министра обороны. Согласно обвинениям Маккарти, Маршалл служил одновременно двум враждебным государствам — СССР и Японии. Правительство Трумэна вынуждено было начать расследование. Эйзенхауэр, находившийся тогда на посту президента Колумбийского университета, а затем командующего войсками НАТО в Европе, вопреки своей воле вынужден был по крайней мере делать вид, что участвует в следствии.
Судя по некоторым заявлениям Маккарти и его сторонников, можно полагать, что в карьерном продвижении он не намеревался останавливаться на должности сенатора и даже не исключал, что окажется преемником Эйзенхауэра на президентском посту.
Трудно судить, как развивались бы события, если бы не смерть Сталина и прекращение войны в Корее. В это время возрос не только личный авторитет президента, но и весомость исполнительной ветви власти в целом. Эйзенхауэр, которому выпады Маккарти были глубоко неприятны, до поры открыто не выражал своего отношения к нему. Президент полагал, что игнорирование Маккарти, отчуждение его от влиятельных государственных и общественных кругов сравнительно быстро приведут к падению его влияния и постепенному уходу в политическое небытие. Отрицательно, порой даже яростно отзываясь о Маккарти в кругу близких, Эйзенхауэр поначалу ни словом не упоминал о нем в публичных выступлениях и на пресс-конференциях.
