Его приговорили к двум годам каторжных работ, это было максимально возможное наказание по этой статье обвинения.
«В моей жизни было два великих поворотных момента, – скажет Уайльд с горькой иронией. – Когда мой отец послал меня в Оксфорд и когда общество послало меня в тюрьму».
Все отшатнулись от изгоя. Толпа друзей растаяла, как снег под солнцем. Огромный ежегодный доход вдруг исчез, и поэт очутился в тюрьме без денег. Театральные дирекции мгновенно выбросили из репертуара все его пьесы. Книжные торговцы сожгли книги. И само имя его, по безмолвному уговору всей Англии, исчезло из уст людей. Жена умерла от горя, дети были отняты, нищета и страдание стали уделом этого человека и уже не покидали его до самой смерти.
В своей «тюремной исповеди» Оскар Уайльд напишет: «Страдание и все, чему оно может научить, – вот мой новый мир. Я жил раньше только для наслаждений. Я избегал скорби и страданий, каковы бы они ни были. И то и другое было мне ненавистно… Теперь я вижу, что Страдание – наивысшее из чувств, доступных человеку…»
Еще недавно он выказывал пренебрежение к природе и даже цветы – полевую гвоздику или ромашку, – прежде чем приколоть их к петлице, красил в зеленый цвет. Их естественный цвет казался ему слишком крикливым. Теперь он другой: «В обществе, как оно устроено теперь, нет места для меня. Но природа найдет для меня ущелье в горах, где смогу я укрыться, она осыплет ночь звездами, чтобы, не падая, мог я блуждать во мраке, и ветер завеет следы моих ног, чтобы никто не мог преследовать меня. В великих водах очистит меня природа и исцелит горькими травами».
После тюрьмы он больше не писал сказок. Два года каторги отозвались в нем прозаической исповедью «Из бездны», написанной во время заключения, поэмой «Баллада Редингской тюрьмы» и несколькими письмами в газету «Дейли крoникл» o тяжелом слежении детей, находящихся в тюрьмах, и о бесчеловечности английских законов, позволяющих заточать в подземелье ребенка.
И все. Больше ни строчки.
Приняв имя Себастьяна Мельмота, очевидно, под влиянием популярного тогда романа «Мельмот-скиталец», Уайльд уехал в Париж и провел там три оставшихся года жизни. В бедности, забытый Англией, Лондоном и друзьями.
Наш русский поэт Константин Бальмонт встретил однажды Уайльда на одной из парижских улиц. И написал об этом трогающие душу строки: «Издали меня поразило одно лицо, одна фигура. Кто-то весь замкнутый в себе, похожий как бы на изваяние, которому дали власть сойти с пьедестала и двигаться, с большими глазами, с крупными выразительными чертами лица, усталой походкой шел один – казалось, никого не замечая. Он смотрел несколько выше идущих людей – не на небо, нет, – но вдаль, прямо перед собой, и несколько выше людей.
Так мог бы смотреть, холодно и отрешенно, человек, которому больше нечего ждать от жизни, но который в себе несет свой мир, полный красоты, глубины и страданья без слов. Какое странное лицо, подумал я тогда. Какое оно английское по своей способности на тайну.
Это был Оскар Уайльд. Я узнал об этом случайно. В те дни я на время забыл это впечатление, как много других, но теперь я так ясно вижу опять закатное небо, оживленную улицу и одинокого человека – развенчанного гения, увенчанного внутренней славой, – любимца судьбы, пережившего каторгу, – писателя, который больше не хочет писать, – богача, у которого целый рудник слов, но который больше не говорит ни слова».
В последний путь на кладбище Пер-Лашез Оскара Уайльда провожали бедняки Латинского квартала. Отдавая честь одинокому изгнаннику и поэту, славившему человечность.
«Я сделал свой выбор, в моих стихах прошла моя жизнь», – так он говорил.
Жорж Санд. Мечта о Любви
Елена Фетисова
Вечером 1 июля 1804 года у Мориса Дюпена, аристократа из старинной фамилии, чьими предками были даже короли, и Софии-Виктории Делаборд, дочери птицелова, родилась девочка. Ее назвали в честь бабушки, любимой матушки Мориса, – Авророй.
Но общество с осуждением смотрело на столь неравный брак. Мать Мориса не приняла невестку, и детство Авроры прошло меж двух огней – бабушкой и мамой.
Софи не получила никакого образования, но от природы была поэтична и обладала врожденным чувством красоты. Будучи «из народа», она считала себя лучше всех аристократов мира. И Аврора унаследует эту черту матери – обладательница аристократических манер, дама высшего света, она всегда будет подчеркивать свое происхождение, не считая это унизительным.
Через четыре года Морис Дюпен погиб, и бабушка взяла маленькую внучку к себе, в имение Ноан. Софи не возражала, не желая лишать дочь лучшего будущего.
Жорж Санд
Авроре полюбилась сельская жизнь. Ей доставляло радость бегать с деревенскими детьми, ухаживать за ягнятами, слушать рассказы мяльщика конопли. Бабушке-аристократке, правда, это не очень нравилось: она хотела прежде всего воспитать из внучки утонченную светскую даму. Подчинить Аврору было невозможно, зато привить любовь к музыке и литературе не составило труда.
И все же она мечтала вернуться к маме, ее не пугала бедность, в которой ей пришлось бы жить. Аврора Дюпен старшая пыталась внушить внучке, что ее мать «погибшая женщина». Девочка бунтовала. И тогда бабушка отдала ее на обучение в монастырь.
Аврора с раннего детства задавалась вопросами: «Зачем я существую? Зачем весь этот свет? Зачем старые графини?»
Позже она скажет: «Так как я не принадлежала свету ни по своим поступкам, ни по своим помыслам, так как… я не могла и не хотела поступать иначе, чем в силу закона, стоящего выше общепринятых обычаев и мнений, – мне необходимо было найти в Боге ответ на загадку моей жизни, указание моего истинного долга, одобрение моих самых сокровенных чувств».
В женском августинском монастыре ее прозвали «записной книжкой» – уже тогда она с удовольствием вела записи в дневнике: «Увы! Мой милый отец Вилель, я часто пачкалась чернилами, тушила свечку пальцами. Я засыпала на уроках закона Божия, я храпела на мессе, я говорила, что вы некрасивы. За эту неделю я сделала, по крайней мере, 15 грубых ошибок по-французски и 30 по-английски. Это мой грех, это мой грех, это мой тягчайший грех».
Шло время. Авроре исполнилось 15 лет, из чертенка неожиданно для всех она превратилась в ангельски послушную девушку. Однажды, прогуливаясь по крытой галерее монастыря, юная послушница зашла в церковь, чтобы посмотреть вблизи на монахинь, пришедших молиться. «Мне показалось, что звезда, как бы вписанная в витраж, затерянная в необъятном пространстве, внимательно смотрела на меня. Пели птицы. Вокруг были покой, очарование, благоговейная сосредоточенность, тайна, о которой я никогда не имела представления… У меня закружилась голова. Слезы потоком хлынули из глаз.» Она решила, что быть монахиней – ее призвание, и стала думать о вступлении в монастырь. С отчаянностью, столь свойственной ее характеру, Аврора начала работать до полной потери сил, была готова подметать кладбище, выносить мусор, делала все, что ей говорили, и буквально не спала и не ела.
