Платье Елизавете понравилось, но она не приняла и не отвергла его, а лишь ответила: при нынешнем положении дел ей не пристало желать того, чего ей хочется; что же касается желания увидеть ее величество, поцеловать ей руки… и неудовольствия ее величества по отношению к нему, оно не уменьшилось, как не появилась и надежда на его освобождение.[1229]
Леди Уорик также пыталась защищать Эссекса и послала ему записку, в которой уверяла: если он приедет в Гринвич, где тогда находился двор, она изыщет способ впустить его во дворцовый парк, когда королева будет в хорошем настроении, чтобы он мог лично умолять ее о прощении.[1230] В марте Эссексу разрешили вернуться в Эссекс-Хаус, но по-прежнему на условии домашнего ареста – «по особому приказу ее величества». Ни жена, ни друзья туда не допускались. 5 июня графа увезли в Йорк-Хаус, где он предстал перед особой следственной комиссией, которая рассмотрела предъявленные ему обвинения. Эссекса признали виновным в неповиновении и нарушении долга, хотя и оправдали от более серьезного обвинения в неверности. В порыве самоуничижения Эссекс большую часть двенадцатичасового процесса стоял на коленях, но отказался признать себя виновным в неповиновении. Он признал, что «прискорбным образом обидел» ее величество, но упорно настаивал, что «не имел злого умысла». Его сняли со всех постов, он должен был оставаться под домашним арестом вплоть до особого распоряжения королевы.[1231]
Эссекс продолжал умолять королеву о прощении. Филадельфия Кэри, леди Скроуп, дочь покойной Кэтрин Ноллис, написала ему, что Елизавета отнеслась к его письмам благосклонно: «Похоже, они ее очень радуют, однако в ответ велела мне лишь передать вам благодарность за заботу о состоянии ее здоровья». Леди Скроуп продолжала: «Я напомнила ей о том, что ваше наказание продолжается уже почти год, и потому выразила надежду, что ее величество вернет свою благосклонность тому, кто столь искренне скорбит и желает этого, но она ничего не ответила, а только вздохнула и заметила, что все так и есть». Далее леди Скроуп пишет: «Не сомневаюсь, что вскоре увижу вашу светлость при дворе».[1232]
В ночь на 2 октября Эссекс вернулся в опустевший Эссекс-Хаус, где «он живет уединенно и его двери закрыты денно и нощно». Его петиции к королеве исполнены отчаяния. Сэр Джон Харингтон встретился с графом и предупредил, что он – пример того, как «тщеславие расстроило его карьеру и быстро ведет к безумию». Эссекс перешел «от горя и раскаяния к гневу и мятежу так внезапно, что доказывает, что он лишен здравого смысла и рассудка».[1233]
Эссекс считал, что его возвращению к королеве препятствуют лишь злые наветы его врагов при дворе. К концу года он собрал вокруг себя других «недовольных», отставных военных, преследуемых католиков, впавших в немилость придворных и обанкротившихся аристократов. Эссекс-Хаус постепенно превращался в подобие антидвора. «Это доносят до слуха королевы, – как сообщалось в то время, – и все больше и больше отвращают ее привязанность от него, и особенно возмутила ее одна речь, в которой он утверждал, что она состарилась и ее разум искривлен и изуродован не меньше, чем ее фигура».[1234] Елизавета, возможно, испугалась, что ее бывший фаворит замышляет заговор. Она всю жизнь весьма чувствительно реагировала на пренебрежение к ее королевскому величеству.
Глава 56
Опасные и злонамеренные последствия
В начале февраля 1601 г. в Эссекс-Хаус наблюдалось «большое стечение народа и много лордов и других».[1235] Боясь беспорядков, Тайный совет собрался на срочное заседание в среду 7 февраля и вызвал Эссекса для объяснений; ему собирались сделать выговор за то, что он устраивает запрещенные собрания.
Граф игнорировал первый вызов, а за ним и второй, сославшись на нездоровье. Проведя в опале более года, он погряз в долгах и был убежден, что его враги расставляют ему ловушку, собираясь выманить из дома, а затем «вызвать его смерть».[1236] Всю ночь Эссекс укреплял дом, к нему стекались все больше представителей знати со своими последователями. Тем временем Тайный совет принял меры, нацеленные на охрану двора. Между Уайтхоллом и перекрестком Чаринг-Кросс соорудили баррикаду из карет.[1237] В десять часов на следующее утро в Эссекс-Хаус отправили делегацию придворных. Четверо уполномоченных, в том числе родной дядя графа, сэр Уильям Ноллис, сообщили Эссексу: его жалобы будут выслушаны при том условии, что толпа, собравшаяся у его дома, разойдется. Боясь, что его снова заманивают в ловушку, Эссекс отказался от предложения уполномоченных. Он арестовал делегатов и разместил их под вооруженной охраной в своей библиотеке, а сам отправился в город с группой из двухсот вооруженных друзей и последователей. Они собирались захватить Тауэр и силой прорваться к королеве.[1238] Эссекс призывал лондонцев присоединяться к нему и бороться с теми, кто угрожает королеве и стране.[1239] Он утверждал, что враги собираются его убить и «предложили продать английскую корону инфанте [Изабелле Испанской]».
Королева узнала о том, что Эссекс вошел в город, за обедом в Уайтхолле. Она реагировала хладнокровно, «только сказала, [что] Тот, кто возвел ее на престол, сохранит ее на нем; и потому она продолжала обедать, не выказывая ни страха, ни рассеянности и не опустив ничего, что она обычно делала во все времена».[1240] Немедленно подняли по тревоге королевскую стражу; когда отряд Эссекса приблизился к холму Ладгейт-Хилл, его встретил полк солдат.[1241] Сторонники Эссекса разбежались, нескольких человек убили в перестрелке, в том числе пажа графа, Генри Трейси, а самому Эссексу дважды прострелили шляпу. Оставшиеся – около пятидесяти человек – вынуждены были отступить. Возле Куинхита, взяв как можно больше лодок, они поплыли назад, в Эссекс-Хаус. С наступлением сумерек Эссекс вернулся, но увидел, что его дом окружен войсками королевы. К девяти вечера он сдался; его снова повезли на тот берег, и ночь он провел пленником во дворце Ламбет. На следующий день Эссекса перевели в Тауэр. Выпустили прокламацию, в которой объявлялось о его аресте и предписывалось сохранять бдительность «к речам тех, кто распространяет клеветнические и изменнические речи или слухи».[1242] В четверг 12 февраля у двери внутренних покоев Уайтхолла обнаружили и арестовали капитана Томаса Ли, одного из ирландских сподвижников Эссекса.[1243] Он признался, что собирался вечером проникнуть туда во время ужина, когда, как он сказал, «Елизавете прислуживает несколько дам и те, кого знают при дворе и кто находится на хорошем счету, могут без труда войти во внутренние покои, не возбуждая подозрений». Ли собирался захватить королеву в заложницы и заставить ее подписать указ об освобождении графа из Тауэра.[1244] Пример Ли наглядно показал, что во внутренние покои королевы можно проникнуть без особого труда. Хотя ирландец клялся, что «ни за что не причинил бы вреда ее королевскому величеству», через два дня его судили в Ньюгейте и, как писал еще через два дня Роберт Сесил, «он получил справедливое возмездие, какое ждет всех изменников в Тайберне».[1245]
