Продолжая рассказ, скажу, что король изменил прежний план под давлением герцога Миланского, от которого получал письма и известия через его посла графа Карло, и этих двоих, которых я называл [476]. Генеральный сборщик стал колебаться, видя, что все мудрые и разумные люди порицают затею короля перейти на ту сторону Альп, приводя многие доводы, в том числе и то, что стоял уже август, а кроме того, не было ни денег, ни палаток и ничего другого из нужных вещей. Непоколебимым оставался только сенешал, за что я его ценил и ценю; в течение трех или четырех дней генеральный сборщик встречал холодный прием у короля, но затем король вернул ему свою милость.
В это время у сенешала умер слуга, как говорили, от чумы, поэтому он не осмеливался приходить к королю, своему господину, и король был весьма расстроен, поскольку его никто не поддерживал в этом деле. При нем были монсеньор де Бурбон и его жена, и они изо всех сил старались добиться отмены похода, но им противодействовал генеральный сборщик, так что один день поход отменялся, а на другой день вновь утверждался. В конце концов король решил выступить; я сел на лошадь одним из первых, надеясь перейти горы в небольшой компании, но меня потребовали назад, сказав, что все отменяется.
В этот день у одного миланского купца был сделан заем в 50 тысяч дукатов, но сеньор Лодовико выдал их нам при условии, что мы дадим поручителей, которые возьмут на себя обязательства по отношению к купцу, и среди них был и я, поручившийся за долю в шесть тысяч дукатов, а другие поручились за оставшуюся сумму; заем был беспроцентный. А еще до этого было занято у банка Саули в Генуе 100 тысяч франков из 14 тысяч франков процентов за каждые четыре месяца; некоторые утверждали, что кое-кто из наших имел долю и в этом займе, и в процентах на него.
Итак, король выступил из Вьенна 23 августа 1494 года и двинулся прямо на Асти. В Сузу к нему на почтовых [477] прибыл мессир Галеаццо да Сан-Северино. Оттуда король пошел в Турин, где одолжил у мадам Савойской, дочери покойного маркиза Гульельмо Монферратского и вдовы Карла Савойского, ее драгоценности, которые заложил за 12 тысяч дукатов. Несколько дней спустя он прибыл в Казале к маркизе Монферратской, юной и мудрой даме, вдове маркизма Монферратского. Она была дочерью короля Сербии, и когда Турок захватил эту страну, то император, которому она приходилась родственницей, взял ее к себе и выдал замуж в Монферрате [478]. Она также предоставила свои драгоценности, которые также были заложены за 12 тысяч дукатов. Так что Вы можете понять, каково бы было начало войны, если бы сам господь не вел нас!
Несколько дней король провел в Асти. Стояла очень жаркая погода, все вина в Италии в этом году были кислыми, что пришлось не по нраву нашим людям. Туда с большой свитой приехал сеньор Лодовико с женой; они пробыли два дня и затем уехали в Аноне, замок в полулье от Асти, принадлежавший Миланскому государству; и каждый день у него собирался совет.
Король Альфонс собрал две армии. Одна была в Романье, возле Феррары; ею командовал его сын, в большую свиту которого входили сеньор Вирджинио Орсини, граф Питильяно и мессир Джан-Джакомо Тривульцио, который ныне в наших рядах[479]. Против них выступил именем короля монсеньор д’Обиньи, добрый и мудрый рыцарь, у которого было примерно 200 копий или меньше. И еще было 500 итальянских солдат, содержавшихся королем, которых вел граф Каяццо, довольно часто упоминавшийся мной, но он действовал за сеньора Лодовико; последний опасался, как бы все это войско не было разбито, ибо если бы мы повернули назад, то он остался бы один на один со всеми своими врагами, имевшими много сторонников в Миланском государстве.
Другая же армия была на море, и командовал ею дон Федериго, брат Альфонса; корабли стояли в Ливорно и Пизе (ибо флорентийцы были тогда еще на их стороне и предоставили некоторое число галер; кроме toro, с ними были Обьетто ди Фьеско и другие генуэзцы, с помощью которых они надеялись склонить на свою сторону Геную и едва не добились этого), а также в Специи и Рапалло, где было высажено на берег около тысячи человек и собрались их сторонники. Они, без сомнения, сделали бы то, что задумали, если бы не были так быстро атакованы; но в тот же день возле Рапалло на них напал герцог Людовик Орлеанский, имевший несколько нефов, большое число галер и один огромный галеас, принадлежавший мне; на нем находился сам герцог и его главные военачальники, а шкипером был мессир Альбертинелли. На галеасе было много больших орудий, и вообще наша артиллерия была мощной; когда он подошел довольно близко к берегу, то артиллерийским огнем почти полностью уничтожил врага, никогда не видевшего ничего подобного, ибо для Италии это было внове. А затем с наших судов был высажен на берег десант.
А по суше из Генуи двигалась наша армия, в которую входили швейцарцы под командованием бальи Дижона[480] и люди герцога Миланского, которых вел брат упомянутого Обьетто по имени Джан-Алоис ди Фьеско и мессир Джованни Адорно; но они не вступали в сражения, однако хорошо исполнили свой долг, перекрыв некоторые проходы. И когда все наши люди соединились, враги были разбиты и обращены в бегство. 100 или 120 из них погибло, и восемь или десять человек было взято в плен, в том числе и некий Фрегозино[481], сын кардинала Генуэзского, а спасшиеся были обобраны до нитки людьми герцога Миланского, но никакого иного зла им не причинили, ибо таков их обычай.
Я видел все письма, которые приходили по этому поводу как к королю, так и к герцогу Миланскому. Таким образом, этот морской флот был отброшен и более не подходил на близкое расстояние. По возвращении генуэзцы замыслили поднять бунт в городе и даже убили нескольких немцев, потеряв и кое-кого из своих, но их утихомирили.
Следует сказать несколько слов о флорентийцах, которые дважды присылали к королю послов, пока он еще оставался во Франции, и вели с ним двойную игру. Однажды мне пришлось иметь дело с ними; среди них были епископ Ареццо[482] и один человек по имени Пьетро Содерини, а привели их сенешал с генеральным сборщиком. Флорентийцев просили лишь пропустить нашу армию и предоставить 100 кавалеристов за плату, принятую в Италии, т. е. за 10 тысяч дукатов в год. Они действовали по поручению Пьеро Медичи, молодого и неопытного человека, сына покойного Лоренцо Медичи, который был одним из самых мудрых людей своего времени и держал себя в городе как сеньор; его сын тоже ведет себя как сеньор. Их дом возвысился при жизни двух предшественников Лоренцо, а именно при Пьеро, отце Лоренцо, и при Козимо, который был родоначальником и главой дома, человеком, заслуживающим того, чтобы его причислить к великим людям, ибо при нем, всего лишь торговце, дом стал таким могущественным, что, думаю, такого еще никогда и не было в мире. Ведь его служащие благодаря одному имени Медичи пользовались таким доверием, как мне приходилось видеть во Фландрии и в Англии, что диву даться можно. Я встречался с одним из них по имени Герардо Канизиани, благодаря которому, можно сказать, король Эдуард IV и удержался у власти, когда вел ожесточенную войну в своем Английском королевстве, ибо получил от него более 120 тысяч экю, которые были ссужены с малой выгодой для дома Медичи; однако впоследствии эти деньги были возвращены. Знал я и другого, по имени Томмазо Портинари, который выступал поручителем за названного короля Эдуарда перед герцогом Карлом Бургундским сначала за 50 тысяч экю, а в другой раз и в другом месте – за 80 тысяч. Я отнюдь не хвалю купцов за такие операции, но весьма хвалю государей, которые хорошо обращаются с купцами и держат свое слово, ибо государи не знают, когда им могут понадобиться деньги, а ведь даже небольшая сумма может подчас сослужить хорошую службу.
