Римский-Корсаков приезжал в Москву дирижировать концертом, а заодно встречался и с Мамонтовым, с которым вел переговоры о постановке «Боярыни Веры Шелоги» и «Псковитянки». Ну уж тут Мамонтов блеснул московским гостеприимством: обеды, небольшие кутежи с тостами, пением, комплиментами по адресу выдающегося композитора современности так и сыпались в застольях… И был прощен… Приезд Римского-Корсакова был сплошным праздником для Частной оперы и лично для Мамонтова. Он выражал свою радость искренне, многое их сближало, и прежде всего взгляды на значение русской музыки в современной жизни, любовь к Глинке, Даргомыжскому, Мусоргскому, Бородину… Четче выявилась в эти дни симпатия Римского-Корсакова к Частной опере, что придало бодрости духа артистам и всем работникам вообще и силы продолжать начатое дело… А может быть, Частная опера в свою очередь повлияет на Римского-Корсакова?.. Как это было бы чудесно!.. Какой радостной страницей вошло бы это в историю русского искусства! А Мамонтову больше ничего не надо — все остальное мелочи… Во всяком случае, Николай Андреевич приехал в Москву утомленным, а уехал в хорошем настроении. И Мамонтов рад этому, пусть знает, что на Руси есть люди, которые ценят и горячо любят Николая Андреевича.
Римский-Корсаков пригласил Надежду Ивановну Забелу спеть в одном из Русских симфонических концертов, и вот в письме просит Мамонтова отпустить ее на несколько дней в Петербург в декабре… О Чем может быть разговор, конечно он отпустит ее. Пусть поет и Веру Шелогу, и Морскую царевну, и вообще ни малейшего затруднения не может быть по поводу ее поездки в Петербург, в интересах Частной оперы ее участие в Русских симфонических концертах.
Наконец-то Частная опера начала свой очередной сезон. 22 ноября 1898 года блестяще прошла опера «Садко», единственная по своему светлому, радостному настроению. После спектакля Савва Иванович дал банкет по случаю торжественного для всего театра события. Ведь так долго ждали, столько носилось слухов, и, слава Богу, все самое страшное позади…
…Надежда Ивановна Забела, возвращаясь с мужем домой, на новую квартиру, угол Пречистенки и Зубовского бульвара, дом Шакеразинова, все время думала о противоречивых отношениях, которые у нее сложились с Саввой Ивановичем. Ясно, что он боготворит талант Михаила Врубеля, способного написать оригинальнейшие декорации к полюбившемуся ему музыкальному произведению. А вместе с тем не дает ходу ей, певице лирического плана. Ведь во время петербургских гастролей девять раз ставили «Садко», а всего четыре раза она спела партию Морской царевны. Антонова же — пять. Ну можно ли сравнивать ее голос с этой хриплой Антоновой?.. Так почему же Савва ставит Антонову, а не ее?.. Как сложен и противоречив Савва Великолепный! То он восхищается Машей Черненко, то выдвигает на первые роли Пасхалову, то в слабеньком теноре Кольцове находит бездну певческих качеств… Савва все может.
Может и не отпустить на концерт в Петербург, куда пригласил ее Римский-Корсаков, который не раз восхищался ее голосом, ее Снегурочкой и Морской царевной… И вот прислал ей приглашение… Великая радость, но как отнесется к этому Савва Иванович? Театр, поврежденный пожаром, спешно отстраивался, Мамонтов торопил, труппа постоянно репетировала, но ее почему-то мало занимали работой. Почему? Михаил Александрович Врубель говорил ей, что ничего страшного, но все-таки почему все так переменилось? Несколько раз она собиралась написать Римскому-Корсакову, но робость одолевала ее, и она каждый раз откладывала… И в то же время он шлет ей такие ласковые письма… Почему бы и ей не признаться в своих сомнениях?.. Интриги, интриги и интриги… А ведь как все было хорошо в минувшее лето… И она вспомнила, как еще в мае занемогла, и надо было ехать в деревню, но лечиться легче в городе, чем в деревне. Но слава Богу, никакой серьезной болезни у нее не оказалось, приняла обычный курс лечения, чтобы укрепиться и храбро принимать удары, которые готовили, оказывается, ей судьба и Частная опера. Но вот уже в мае по театру разнесся слух, что Мамонтов занимается розысками старых итальянских опер, переводит их на русский и намеревается включить в репертуар. И уже тогда она предвидела для себя ряд испытаний: ясно, что она должна петь в этих операх, а значит, уже тогда он хотел отнять у нее русский репертуар. Уже тогда у нее закрались сомнения, но она под влиянием Михаила Александровича отогнала прочь эти мрачные предположения… Нет, нет, она будет петь и в «Садко», и в «Снегурочке», и в «Псковитянке»… Положение ее в театре казалось ей незыблемым. И вот пошатнулось… Не раз она пыталась поговорить по душам с Саввой Ивановичем, но все не удавалось. «Почему он упрямо твердил, что я интриговала против Пасхаловой, что я поссорила Римского-Корсакова с ним, делала все предумышленно и намеренно и, наконец, в «Снегурочке» я была плоха и даже фальшивила?! Вот уж зря!!! Это кого хочешь оскорбит… Пусть его… Не это меня огорчало, не все ли мне равно, какого он мнения обо мне, лишь бы петь то, что мне интересно… Но этот год так и прошел, можно сказать, безрезультатно… Ну, до 26 декабря осталось недолго, а там можно и не продлевать контракт с Мамонтовым».
Надежда Ивановна, легко покачиваясь на рессорах коляски, грустно смотрела на бегущих впереди лошадей, на крепкую спину извозчика и снова вернулась к своим беспокойным мыслям и воспоминаниям: странный все-таки Савва Иванович — то искал итальянские оперы, то показал ей список из двадцати трех опер на текущий сезон, среди которых — «Анджело» Кюи, «Орлеанская дева» Чайковского… Уж ее-то не обманешь, ей сразу стало ясно, почему «Орлеанская дева»… Потому что Савва Иванович мечтает о том, какую великолепную фигуру даст Маша Черненко, а подойдет ли эта партия к ее голосовым данным, он как-то не думает… Ну что ж, пусть «Орлеанская дева», и для нее там красивая партия королевы Агнессы, правда, работать придется много, но работы она не боится. Савва Иванович увез их в имение Любатович, это недалеко, всего в двух часах езды от Москвы, и они быстро вернулись, но какое незабываемое впечатление осталось у них от пребывания там… Оказывается, там собралась чуть ли не вся труппа, любимчики конечно. Ну и пусть. А как прекрасен был Шаляпин, исполнивший «Моцарта и Сальери», пел и за баса, и за тенора, пел превосходно, и ему аккомпанировал Рахманинов. О Господи, есть же Богом одаренные люди… Какое редкое наслаждение она испытала в эти минуты… А музыка какая, изящная, трогательная и вместе с тем такая умная, если можно так выразиться… Незаметно прибыли они домой, в новую квартиру. Квартира была чудесная, большая, светлая, правда, далековато от театра, но что ж поделаешь, идеальных условий, видно, никогда не добьешься…
