По приезде меня ждал приятный сюрприз — экскурсия в Диснейленд. Но настоящие именины сердца заключались в том, что членом нашей небольшой группы гостей был Федерико Феллини, чей фильм «8 1/2» был выдвинут на соискание «Оскара» в той же номинации, что и мой «Нож в воде». Я понимал, что шансов у меня никаких, и все-таки был счастлив. Ведь мне довелось воочию встретиться с Белоснежкой и с Джульеттой Мазиной.
Помню, что Феллини понравился диснейленд; впрочем, может быть, мне так показалось. Он назвал его «Сладкой жизнью для детей» и сказал, что ему хочется снять о нем документальный фильм. Я никак не мог взять в толк, с какой стати автору «8 1/2» заниматься подобной чепухой. Помню, как Феллини сказал, что в Лос-Анджелесе больше всего ему хочется встретиться с Мэй Уэст и Граучо Марксом.
Как бы то ни было, находясь в самом сердце американской киноиндустрии, я не мог удержаться от того, что целыми днями грезил наяву, воображая, как выхожу на сцену и мне вручают статуэтку «Оскара». Грезил несмотря на то, что ясно сознавал: состязаться с «8 1/2» бессмысленно. На церемонии присуждения «Оскаров» я сидел рядом с Феллини и Джульеттой; в глазах ее стояли слезы. «Отчего ты плачешь, Джульетта? — спросил Феллини. — Меня еще не обскакали».
Когда объявили имя победителя, Феллини взгромоздился на сцену. Джульетта расплакалась еще больше, слезы полились рекой. Рыдала она, а плакать-то впору было мне! Не буду скрывать, я был огорчен, хотя и готовился заранее к такому исходу. Что поделать: в любом соревновании один из участников всегда сильнее остальных. Но одновременно я чувствовал гордость: как-никак моя лента вошла в число тех четырех, что соревновались с одним из лучших фильмов всех времен.
Несколько позже Феллини небрежно заметил, что в сущности ему было все равно, победит он или нет. Я ничего не ответил, но мне вспомнилось, какой вид был у него в момент перед объявлением победителей. И вот это-то: его волнение, вся гамма эмоций, пробежавших по его лицу, — и было правдой. Я сидел с ним рядом. И было бесполезно убеждать меня в том, что для него все это не имеет значения».
В Токио Феллини принимал Акира Куросава. Ему Феллини заявил: «Мне очень нравится Япония, особенно ее кухня». Однако в тот раз ему больше всего запомнился спутник. «Представьте себе, — рассказывал он мне, — я обедал с Куросавой!» Надо сказать, на сей раз Феллини даже не запомнил, что подавали на стол — потому, быть может, что все блюда носили японские названия.
«Я никогда не выезжал из Бруклина, — рассказывал мне Пол Мазурски, — но, увидев первый в моей жизни фильм Феллини — «Маменькины сынки», понял: мне прекрасно знакомы эти молодые люди. «Феллиниевский» взгляд на человека — взгляд веселый, грустный и наивный.
Я писал сценарий. Он назывался «Алекс в стране чудес» (1970). Наряду с другими действующими лицами там был и кинорежиссер, но не просто кинорежиссер, а Феллини. Мы не были знакомы, но я послал ему в Рим телеграмму. На мое приглашение он ответил отказом: «Я не актер». И добавил: «Если будете в Риме, заезжайте ко мне». На следующий же день я вылетел в Рим.
Феллини согласился со мной встретиться; мы договорились пообедать в «Гранд-отеле». За обедом он дал согласие исполнить в моем фильме роль режиссера. Я вернулся в Голливуд и снял весь фильм — все, кроме эпизодов с участием Федерико.
Позже позвонил Марио Лонгарди и заявил, что у Федерико нет возможности выполнить свое обещание. Я отмолчался. Сделал вид, что не расслышал. А на другой день полетел в Рим.
Марио сказал мне: «Разве вы меня не поняли? Федерико сказал «нет». Я ответил, что слышимость была никудышная и что хочу переговорить с Федерико. Марио ответил, что он сейчас обедает в «Чезарине». Не теряя времени, я ринулся туда. Феллини с аппетитом поглощал спагетти. Я подошел к его столику. Он поднял голову от тарелки и коротко сказал:
«О'кей. Сделаю».
* * *
В 1985 году Кинообщество Линкольновского центра в Нью-Йорке устроило торжественную церемонию в честь Феллини. За несколько дней до чествования он был приглашен на прием в Коннектикуте, устроенный в связи с его пребыванием в США. Мне выпало на долю оказаться в числе приглашенных наряду с членами правления и сотрудниками Кинообщества, а также многими представителями общественности, прибывшими в Нью-Йорк для участия в церемонии.
Феллини как почетный гость приехал раньше других, и у нас выдалось время прогуляться по парку. Территория вокруг дома была ухожена не меньше, чем внутри: вековые деревья и свежие цветы, однако было на ней и нечто непредвиденное: непрошеная гостья, дожившая — а точнее, не дожившая — до того, чтобы омрачить атмосферу званого вечера. Прямо у нас под ногами внезапно оказалась внушительных размеров темно-серая и стопроцентно дохлая крыса.
Я отвела глаза, стараясь не замечать того, чего невозможно было не заметить. Однако не таков был мой спутник, чтобы оставить это без внимания. «Смотрите, — громко заговорил он, взяв меня за руку и почти силой развернув лицом к неподвижному комку серой мохнатой плоти. — Разве это не прекрасно?»
Дохлая крыса была водружена на ступеньку каменной лестницы у парадного входа. Гости только начинали съезжаться, и Феллини отозвал меня в сторонку. «Будем наблюдать отсюда, — объявил он. И, завидев приближающиеся фигуры именитых визитеров, предупредил: — Смотрите им на ноги».
Пируэты, выделываемые большими мужскими штиблетами и тонкими, на высоких каблуках, туфлями дам, были достойны того, чтобы в один прекрасный день стать примечательным эпизодом одного из феллиниевских фильмов.
«Эта крыса напоминает мне ту, что я когда-то видел в Римини, — заметил Феллини, — только та была живая».
И добавил, что ему надо на минуту отлучиться. «Не собираетесь же вы оставить меня наедине с ней?» — спросила я испуганно, но Феллини уже и след простыл. Впрочем, очень скоро он вновь появился — уже в сопровождении Марчелло Мастроянни и Анук Эме, ослепительной как никогда. Вся троица производила впечатление счастливо воссоединившейся семьи.
У Мастроянни был вид беспечного девятилетнего мальчишки. Феллини выглядел ненамного старше. Подобно паре школьников, задумавших очередную проделку, они как бы ненароком чуть опередили свою эффектную спутницу, похожую на ожившую картинку из журнала «Вог». И, не дойдя ровно полшага до лежащей на лестнице крысы, вмиг расступились. Марчелло молча указал Анук на недвижную «гостью» с длинным хвостом. С подлинно «мастроянниевской» галантностью он уже готов был принять ее в свои объятия в случае, если бы та сделала шаг вперед и оступилась. Анук не шагнула, но от ее выражения холодной красавицы из модного журнала не осталось и следа.
