гостиннику, спрашивал, кто настоятель, кто скитоначальник, сколько братства, кто старцы, здоров ли отец Иосиф и принимает ли. На другой день дважды уходил на прогулку, причем его видели у скита, но в скит не заходил, у старцев не был и в 3 часа уехал в Шамордино. О пребывании Толстого в Оптиной было отцом настоятелем донесено преосвященному Калужскому.
О пребывании же графа в Шамордине имеются следующие сведения. Встреча его с сестрою своею, шамординскою монахинею, была очень трогательна: граф со слезами обнял ее; после того они долго беседовали вдвоем. Между прочим граф говорил, что он был в Оптиной, что там хорошо, что с радостью он надел бы подрясник и жил бы, исполняя самые низкие и трудные дела, но что он условием бы поставил не принуждать его молиться, чего он не может. На замечание сестры, что и ему бы поставили условием ничего не проповедовать и не учить, граф ответил: “Чему учить? Там надо учиться” — и говорил, что на другой день поедет на ночь в Оптину, чтобы повидать старцев. Про Шамордино отзывался хорошо и говорил, что и здесь затворился бы в своей храмине и готовился бы к смерти. На другой день среди дня снова был у сестры, а к вечеру прибыла неожиданно дочь графа и ночью увезла его с собою» 466.
Точнее было так: в Шамордине Толстой захворал. 30-го вечером сюда приехали его дочь Александра Львовна с В.М. Феоктистовым и доктор Душан Маковицкий. Перед рассветом в ту же ночь они увезли графа в Козельск, посадили в поезд и отправились в Москву, но графу стало так плохо, что уже вблизи Москвы им пришлось сойти с поезда на станции Астапово. Начальник станции, лютеранин И.И. Озолин, уступил Толстому и его спутникам несколько комнат в своем доме, находившемся недалеко от платформы. Граф едва дошел до постели… В доме не было ни одной иконы.
«4-го сего месяца, утром, — писал скитской летописец 5 ноября, — получена телеграмма преосвященного Калужского о назначении по распоряжению Синода бывшему скитоначальнику иеромонаху Иосифу ехать на станцию Астапово Рязанско-Уральской железной дороги к заболевшему в пути графу Льву Толстому для предложения ему духовной беседы и религиозного утешения в целях примирения с Церковью. На сие отвечено телеграммою, что отец Иосиф болен и на воздух не выходит, но за послушание ехать решился. При сем настоятелем Оптинским испрашивалось разрешение вследствие затруднения для отца Иосифа ехать по назначению заменить его отцом игуменом Варсонофием. На это последовал ответ епископа Вениамина, что Святейший Синод сие разрешил. Затем отцом настоятелем телеграммою запрошено у преосвященного, достаточно ли в случае раскаяния Толстого присоединить его к Церкви чрез Таинства Покаяния и Святого Причащения, на что получен ответ, что посланное для беседы с Толстым лицо имеет донести преосвященному Калужскому о результате сей беседы, чтобы епископ мог о дальнейшем снестись с Синодом. Вечером 4-го же числа от старца отца Иосифа было телеграммою спрошено у начальника станции Астапово, там ли Толстой, можно ли его застать 5-го числа вечером и если выехать, то куда. На это получен ответ, что семья Толстого просит не выезжать. Однако утром сего числа отец игумен Варсонофий, во исполнение синодального распоряжения, выехал к графу Толстому в Астапово» 467.
Незадолго перед этим отец Варсонофий сказал Нилусу: «Великий старец Амвросий говорил той же Марье Николаевне в ответ на скорбь ее о брате: “У Бога милости много: Он, может быть, и твоего брата простит. Но для этого ему нужно покаяться и покаяние свое принести перед целым светом. Как грешил на целый свет, так и каяться перед ним должен”. Но когда говорят о милости Божией люди, то о правосудии Его забывают, а между тем Бог не только милостив, но и правосуден. Подумайте только: Сына Своего Единородного, возлюбленного Сына Своего, на крестную смерть от руки твари, во исполнение правосудия, отдал! Ведь тайне этой преславной и предивной не только земнородные дивятся, но и все воинство небесное постичь глубины этого правосудия и соединенной с ним любви и милости не может… Но страшно впасть в руце Бога Живаго!» 468.
Старец Варсонофий приехал на станцию Астапово с отцом Пантелеимоном, фельдшером монастырской больницы, впоследствии казначеем обители. Толстого увидеть им не пришлось. Александра Львовна, яростная «толстовка», не допустила их. Она выслала записку, где значилось, что Толстой не желает видеть старца, а воля родителя для нее священна… Отец Варсонофий ответил: «Почтительно благодарю Ваше Сиятельство за письмо Ваше, в котором пишете, что воля родителя Вашего и для всей семьи Вашей поставляется на первом плане. Но Вам, графиня, известно, что граф выражал сестре своей, а Вашей тетушке, монахине матери Марии, желание видеть нас и беседовать с нами».
Старец послал телеграмму епископу Калужскому Вениамину: «Граф Толстой скончался сегодня 7 ноября в 6 час. утра… Умер без покаяния. Меня не пригласили». В другой телеграмме он сообщал: «Согласно воле графа тело его будет перевезено завтра в Ясную Поляну и погребено без церковных обрядов в саду».
На станции Астапово было много журналистов, жаждавших новостей… Подошел один к старцу: «Ваше интервью, батюшка!» — «Вот мое интервью, так и напишите: хотя он и Лев был, но не мог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана» 469.
8 ноября отец Варсонофий с отцом Пантелеимоном возвратились в Оптину.
На святках отец Варсонофий, как обычно, собрал своих духовных чад в своем домике в моленной комнате, где было множество икон. Он вспомнил свою поездку, пусть краткую, в мир, — там его наблюдательный взор увидел много такого, что его огорчило. Он, конечно, давно знал, как живет и куда, к сожалению, гнет этот мир, путающийся в сетях лукавого. Но эти новые штрихи резанули его по сердцу. Вот великий христианский праздник… А что делается там? «Что теперь происходит в миру, — говорил старец, — страшно подумать… Объедение, пьянство, разврат. Мы переживаем лютые времена: люди восстают один на другого, часто не щадят ни родства, ни дружбы, восстают против законной власти… Все попрано: вера, добродетели, стыд… Впрочем, не следует приходить от этого в уныние. Бывало и хуже, да прошло… Это время еще не перед антихристом. Разнузданность усилилась после объявления всяких свобод при Императоре Александре Втором… Вот и театр, — он сегодня действует развращающим образом на душу, в нем разыгрываются такие непотребные вещи, как “Анатэма” Андреева… Ужасна будет участь человека, умершего внезапно среди греха… Вот один богач женился на бедной девушке и начал издеваться над ней, а сам
