Таков был этот небольшой, но поучительный эпизод.
Наши войска решительно двигались вперед. Бой стал более упорным, когда наступающие пехота и танки стали проникать все глубже и глубже в оборону противника. По всему было видно, что гитлеровцы все же знали о готовящемся нашем наступлении и приняли меры к тому, чтобы усилить свою оборону на этом направлении.
Было решено продолжать бой и в ночных условиях, чтобы не дать противнику опомниться.
К концу дня я отправился на командный пункт фронта, чтобы оттуда вызвать Ставку и доложить о первых результатах наступления. Когда я прибыл туда, мне сообщили, что из Ставки уже звонили несколько раз. Обеспокоенный такой нервозностью в Москве, я решил переговорить сначала с генералом А. И. Антоновым. Тот выразил крайнее удивление тем, что Калининский фронт топчется на месте, не выполняет поставленной задачи и т. д.
- Откуда у вас такие данные? - спросил я.
А. И. Антонов ответил: с полудня Ставка запрашивает штаб фронта и оттуда все время получает стереотипный ответ, что бой продолжается за первую траншею. Я довольно подробно сообщил о значительных успехах первого дня наступления. Тут наш разговор был нарушен. Генерал, извинившись, стал говорить по другому телефону. До меня доносились отдельные слова. Разговор касался Калининского фронта. Антонов докладывал только что услышанные от меня данные. Потом он снова взял трубку и передал мне приказание немедленно позвонить в Ставку.
Прежде чем заказывать новый разговор с Москвой, я навел справки в штабе фронта о том, кто же доносил в Ставку неправильные данные. Оказалось, что утром, перед отъездом на наблюдательный пункт, командующий фронтом приказал на все запросы из Москвы отвечать: "Бой идет за первую траншею".
- Когда вернусь, - разъяснил командующий своим подчиненным,- сам буду докладывать Ставке о наших результатах.
Через несколько минут меня соединили с Москвой. По строгому возгласу: "Докладывайте, что у вас там делается?" - можно было догадаться о крайнем раздражении Верховного. Я спокойно обрисовал обстановку, сообщил о первых успехах: оборота противника прорвана на фронте 16 километров и в глубину до 7 - 11 километров.
- Как вы оцениваете работу начальника штаба фронта и штаба в целом? Почему они не помогают командующему и не принимают участия в войне?
Я дал положительную характеристику начальнику и всему коллективу штаба и сказал:
- Их винить нельзя. Они выполняли прямое приказание командующего фронтом.
- Откуда вы знаете это?
Выслушав мой ответ, Верховный, смягчившись, сказал:
- Как только явится на командный пункт Еременко, пусть позвонит мне.
Когда А. И. Еременко прибыл, я упрекнул его за нелепое указание своему штабу.
- А теперь позвоните в Москву.
Я посчитал неудобным присутствовать при этом, по всей вероятности, не совсем приятном разговоре и ушел к себе.
Смоленск снова наш!
Наступление продолжалось. За четыре дня фронт прорыва расширился до 50 километров, но глубина прорыва достигла 25 - 27 километров.
В сводке Совинформбюро за 19 сентября 1943 года было объявлено: "На Смоленском направлении войска Калининского фронта в результате четырехдневных ожесточенных боев прорвали сильно укрепленную долговременную полосу немцев и штурмом овладели важнейшим опорным пунктом врага на путях к Смоленску городом Духовщина.
Войска Западного фронта после упорных боев сломили сопротивление противника и овладели важным опорным пунктом обороны немцев на подступах к Смоленску - городом и железнодорожной станцией Ярцево".
Радостно было слушать эти рапорты победы. Приятны они были и потому, что мы фактически приступили к перевыполнению задачи, - начали подходить к Смоленску уже теперь, а не весной 1944 года, как предполагало Верховное Главнокомандование полтора месяца назад.
В боях под Духовщиной были применены новые эффективные приемы борьбы с артиллерией противника. Штаб артиллерии Калининского фронта считал, что перед фронтом одной из армий находится около 85 батарей противника, без учета минометных батарей (взводов) и "скрипух". После длительного изучения всех разведывательных данных было принято смелое решение: так как боеприпасов недостаточно и их нужно бережно расходовать, в период артиллерийской подготовки подавить лишь 27 батарей противника. По каждой батарее произвести три огневых налета по 30 - 70 снарядов. Количество боезапаса на каждый налет выделялось сравнительно небольшое потому, что все надежды возлагались на точность стрельбы. К тому же, рассуждали мы, некоторые батареи противника замолчат уже после первого нашего налета. Значит, по ним уже не нужно будет производить следующие два налета, предусмотренные планом. За этот счет мы сможем ударить по вновь, выявленным батареям противника. Наши расчеты полностью оправдались.
Была еще одна новинка в использовании артиллерии. Расчеты на подавление батарей противника до сих пор производились обособленно от подавления всей огневой, системы противника. А разве могла вражеская артиллерия продолжать нормально свою работу, когда в полосе ее боевых действий рвались снаряды и мины, авиабомбы и реактивные снаряды? Конечно, при высокой плотности нашего огневого воздействия попутно попадало огневым позициям, наблюдательным и командным пунктам вражеской артиллерии, ее узлам и линиям связи.
Когда мы изучали захваченные нами позиции, стало ясно, что большинство немецких батарей были подавлены одним нашим огневым налетом. Немногочисленные воронки свидетельствовали, что вокруг пушек разорвалось всего несколько снарядов, однако орудия были тотчас же брошены. На трех огневых позициях все немецкие орудия остались в исправности, хотя здесь не упало ни одного снаряда. Это произошло потому, что была надежно подавлена система обороны противника и батареи лишились управления.
Мы сделали важный вывод: контрбатарейную борьбу всегда надо планировать в тесной связи с подавлением всей огневой системы противника.
...Наши успехи нарастали. Западный фронт, проведя необходимую перегруппировку войск и накопив боеприпасы, 15 сентября прорвал оборону противника на смоленском направлении.
Общий фронт развернутого наступления Калининского и Западного фронтов доходил уже до 250 километров. Оборона противника в полосе действия Западного фронта к 22 сентября была прорвана на всю оперативную глубину.
25 сентября войска Западного фронта захватили Смоленск и Рославль.
Мы горячо поздравляли друг друга.
Я радовался вдвойне. Ведь над командованием Калининского и Западного фронтов, а также и надо мною, представителем Ставки, постоянно дамокловым мечом висела угроза "снести голову с плеч", если хоть одну дивизию противник отсюда перебросит на юг, где решались главные задачи. Мы были вынуждены вести активные наступательные действия весьма ограниченными силами и средствами, прогрызая долговременную оборону противника.
