«Лeди. Послушай, сколько же герцог заплатил за эти камни?
Камердинер (мрачно). Они не стоили ему ни гроша.
Леди. Что? Ты с ума сошел? Ничего не стоили?..
Камердинер. Вчера семь тысяч сынов нашей родины отправлены в Америку — вот они-то и платят за все […]. Там было и двое моих сыновей.
Леди (содрогнувшись, отворачивается и хватает его за руку). Но ведь не насильно же их?
Камердинер (с горьким смехом). Какое там, насильно! Нет. Все сплошь добровольцы! Правда, когда их выстроили во фронт, нашлись ребята посмелее, вышли из рядов и спросили полковника, сколько герцог берет за пару таких, как они. Но всемилостивейший наш государь отдал приказ всем выстроиться на плацу и расстрелять крикунов. Мы слышали залп, видели, как брызнул на мостовую мозг, а затем все войско крикнуло: «Ура! В Америку!»[61]
Отчет Гёте герцогу «Просьба Объединенной республики Нидерландов о предоставлении наемных войск», пункт 7 которого сообщает о предлагаемой Нидерландами компенсации за погибших в бою, имеет следующий текст:
«Покорнейше прошу принять к сведению
Ваше Высочество Августейший герцог всемилостивейше распорядились доложить о том, как 22 сего месяца капитан Иоганн Август фон Айнзидель, находящийся на голландской службе, посетил меня и сделал мне представление, что по предложению господ членов Генеральных Штатов и господина графа Фридриха фон Зальм Грумбаха Его Высочество господин наследный правитель принц Оранский дали поручение запросить некоторых из господ членов советов имперских сословий, а также владетельных князей о возможности предоставить в распоряжение Объединенных Нидерландов несколько вспомогательных полков, а также права свободной вербовки солдат на их территориях […]. Он обратился ко мне в отсутствие Вашего Августейшего Высочества, поскольку мне доверено руководство Военным департаментом, и представил мне на рассмотрение условия, на которых воспоследовала вышеуказанная просьба.
1. За каждого солдата ежегодно выплачиваются 50 талеров в дукатах и 25/6 талера в субсидиях.
2. В случае неиспользования вспомогательных полков субсидии продолжают выплачиваться еще полгода.
3. Осмотр и передача войск могут происходить в любом месте, снабжение на марше будет обеспечено.
4. Со дня подписания договора о субсидиях как выплата субсидий, так и оплата войск происходят за счет голландской стороны, в течение длинного месяца в 42 дня каждый рядовой получает 12 флоринов голландской монетой.
5. Вспомогательные полки должны быть готовы к маршу 1 апреля.
6. После окончания войны субсидии выплачиваются еще в течение трех месяцев.
7. То, чего будет недоставать при возвращении полков, возмещается в следующих размерах — всадник и лошадь 300 флоринов, пехотинец — 100 флоринов голландской монетой.
8. В остальном вспомогательные полки пользуются теми же правами и преимуществами, как и национальные войска.
Хотя я тотчас доложил о переговорах Тайному консилиуму Вашего Высочества, однако в отсутствие Вашей Августейшей особы не могло быть принято решения по такому важному вопросу, о чем я известил вышеупомянутого капитана фон Айнзиделя и заверил его, что по возвращении Вашего Высочества, если до того не будет возможности получить Августейшего решения, это решение будет ему предоставлено.
Выполняя свою обязанность, я покорнейше прошу Ваше Августейшее Высочество ознакомиться с делом для принятия решения, прилагаю врученные мне и предъявленные полномочия частью в копиях, частью в оригиналах и ставлю свою подпись в глубочайшем почтении.
Веймар 30 ноября 1784 года
С верноподданническими чувствами
глубочайшей преданности
к Вашему Августейшему Высочеству
Иоганн Вольфганг Гёте».
Конечно, то, с чем Гёте приходилось иметь дело и бороться, — это были проблемы маленькой страны, частью совершенно незначительные. Но «активная жизнь» погрузила его в гущу реальных конфликтов, помочь, изменить что-то к лучшему было, без сомнения, его задачей. Поэтому не следует рассматривать ценность этой работы с точки зрения того, как она влияла на поэтическое творчество, она представляет ценность сама по себе.
В решительности начинаний недостатка не было. Гёте писал Лафатеру 6 марта 1776 года: «Мой корабль на волне жизни — я полон решимости делать открытия, завоевывать, бороться, тонуть или взлетать на воздух со всем своим грузом». 11 сентября 1776 года было написано стихотворение «Морское плаванье». «Постоял немало мой корабль груженый, / Дожидаясь ветpa, с давними друзьями / Я топил в вине свою досаду / Здесь у взморья» (1, 92). Наконец можно отправляться в путь, в морское плаванье, которое есть плаванье по жизни. Но и тогда, когда начинаются «богами высланные ветры», путник все равно «помнит цель и на худой дороге».
А на дальнем берегу подруги
И друзья стоят, терзаясь в страхе:
Ах, зачем он не остался дома!
Буен ветер! Вдаль относит счастье!
Вправду ль другу суждена погибель?
Ах, почто он в путь пустился? Боги!
Но стоит он у руля, недвижим;
Кораблем играют ветр и волны,
Ветр и волны, но не сердцем мужа.
Властно смотрит он в смятенный сумрак
И вверяет гибель и спасенье
Горним силам.
(Перевод Н. Вильмонта — 1, 93)
«Морское плаванье» еще несет в себе музыку юношеских гимнов. Но темой здесь становится уже не просто осуществленный миг, теперь предмет размышлений — это течение времени в его существенных фазах. В начале стихотворения говорит еще «я», потом оно превращается в «он». Рефлексия и стремление охватить взглядом определяют спокойный ход стиха. Размышления о временной протяженности все чаще появляются в стихах, дневниках и письмах. При этом чаще в поисках, в вопросе, чем в уверенном ответе. «Это время, что я нахожусь в движении жизни, с октября 75–го, я еще не могу обозреть. Господи, помоги в дальнейшем». Это дневниковая запись от 7 августа 1779 года. Пять лет спустя снова стремление осмыслить: «Я пробую осмыслить те девять лет, которые прожил здесь, они составляют не одну эпоху моего мышления» […] (письмо Карлу Августу от 26 декабря 1784 г.).
В ранних гимнах основным мотивом было бурное, наполненное и прожитое существование момента. Теперь наблюдающий взгляд охватывал уже пройденный и предстоящий жизненный путь. Требованием теперь была решительность и доверие к тому, что в стихах обозначалось именем «боги» или «судьба». Крах также принимался как возможность в «Морском плаванье» и в письме к Лафатеру. Уверенности еще не было, а только доверие к собственным силам и к судьбе. Так и было названо одно из стихотворений, написанное в августе 1776 года.
