ушел как раз перед тем, как занять пост директора Центра имени Драйдена. Летно-исследовательский центр был гражданским учреждением, и его не мог возглавлять военный, поэтому мне пришлось положить заявление на стол. Я думал, что, возможно, еще вернусь в вооруженные силы, но особо в это не верил. Хотя во время моей работы астронавтом я получал зарплату как служащий ВВС, я уже очень давно не служил по-настоящему.
Когда я подал документы на отставку, меня спросили, не хочу ли, чтобы в честь окончания моей воинской службы провели бы парад.
– Спасибо, нет, – ответил я. – Мне не нужен парад.
Пришло время перемен, время двигаться дальше.
Глава 12
Гладко, как облупленное яйцо
1973–1975
Полковник Алексей Леонов
ЗВЕЗДНЫЙ ГОРОДОК, МОСКВА
Возле домов, в которых мы раньше жили в Звездном Городке, есть березовая аллея. Каждая береза в ней отмечает полет советского космонавта на орбиту. Традиция сажать дерево на память появилась еще на самой заре космонавтики. Чуть дальше, у берега одного из прудов Звездного Городка, стоят три дерева в память о работе американских астронавтов над нашим совместным полетом «Союз – Аполлон».
Эти деревья выстроились вдоль специальной гостиницы в Звездном Городке. Я помогал ее проектировать, чтобы американскому экипажу и его команде поддержки, которым предстояло останавливаться здесь, жилось как можно уютнее во время их приездов в Москву на общие тренировки. Трехэтажная гостиница «Космонавт» еще не совсем была готова, когда американцы приехали к нам осенью 1973 года. Поэтому в тот раз они остановились в огромном отеле «Интурист» в центре Москвы.
Поначалу отношения между нашими командами держались натянутыми. Я потом узнал, что американцы часто жаловались, что за ними в Советском Союзе будто бы постоянно следили. Думаю, что во многом их паранойю раздували их же спецслужбы. Недоверие было взаимным. Впервые приехав в Соединенные Штаты, я каждый раз, заходя вечером в свой гостиничный номер, громко хлопал в ладоши.
– Внимание, внимание! – восклицал я, заботясь о тех, кто, как я считал, меня подслушивал. – Поехали!
Кажется, сначала американцы не поняли, как много усилий мы приложили, чтобы им во всем было удобно. Мы старались учесть каждую деталь, но было трудно. Иногда, например, они не приходили на завтрак или ужин, а блюда сервировались строго по их количеству; несъеденную еду приходилось выбрасывать. И, как ответственный за все стороны подготовки космонавтов в Звездном Городке, я должен был лично возместить столовой все расходы. Очевидно, что между советскими и американскими понятиями о гостеприимстве имелась значительная разница.
Все то время, пока мы готовились вместе к полету, я не уставал удивляться тому, что американцы понятия не имеют, когда, где и что ели их астронавты. И, по всей видимости, они не следили и за соблюдением ими программы тренировок. Мы же выдерживали строгий физический режим, даже и не думая жаловаться: все делалось для того, чтобы мы максимально приблизились к идеалу.
Но понемногу обе стороны научились понимать друг друга, доверять друг другу. Вечеринки, которые мы устраивали для астронавтов у себя дома, и гостеприимство, которое проявили их семьи, когда мы приезжали к ним в Штаты, очень помогли развитию более близких отношений.
С самого зарождения идеи ЭПАС стороны решили, что ради взаимного уважения и понимания мы будем в полете разговаривать по-английски, а американские астронавты, в свою очередь, по-русски – символический, но психологически важный жест. Нам требовалось понять, как мыслят наши партнеры по космосу.
Экипажи проводили долгие часы, изучая не только чужой язык, но и работу системы космического корабля партнера. За следующие два года мы побывали в США еще четыре или пять раз, и американцы тоже неоднократно ездили в Москву. Каждый из нас около месяца тренировался вместе с коллегами.
Командиром команды «Аполлона» назначили Тома Стаффорда; с ним мы сработались и крепко сдружились. В отряде астронавтов Тома часто называли Дедом. Так получилось не из-за его возраста (Том был не так уж стар) или внуков (их у него тогда еще не было). Такое почетное прозвище ему дали за его опыт в полетах. До нашего полета «Союз – Аполлон» он уже участвовал в трех экспедициях: «Джемини-6», «Джемини-9» и «Аполлон-10». Его можно было считать настоящим гением. Том отличался хладнокровным и строгим характером, а еще отменным чувством юмора.
Я сдружился и с Диком Слейтоном, которого встречал в Афинах. Я знал, что ему пришлось нелегко, пока он работал начальником отряда астронавтов. После того как врачи отстранили его от полетов из-за его проблем с сердцем, он годами яростно тренировался, чтобы доказать, что они не правы. Когда его спрашивали, как он победил болезнь, он неизменно отвечал:
– Я никогда и не болел. Мне просто понадобилось десять лет, чтобы доказать докторам, что я в порядке.
Что касается Вэнса Бранда, которого мы прозвали Ваней, он очаровал нас тем, как сильно старался освоить русский язык. Как и для Дика, «Союз – Аполлон» должен был стать первым полетом для Вани, хотя он уже числился в дублирующем экипаже «Аполлона» несколько полетов назад.
Для всех нас ожидание совместного полета надолго затянулось. По программе наш «Союз» должен был стартовать с Байконура за семь часов до запуска «Аполлона» с мыса Кеннеди в штате Флорида. Когда оба корабля окажутся на орбите, их следующий шаг – сблизиться и состыковаться, чтобы члены экипажей могли переходить с борта на борт. Следующий этап – отстыковка, серия маневров поблизости друг от друга и вновь стыковка. Уже после этого – возвращение экипажей на Землю в отдельных спускаемых аппаратах.
Дату нашего запуска назначили за целых два с половиной года – на 15 июля 1975-го.
Однако в разгаре обширной подготовки в руководящих кругах советской космонавтики кое-что переменилось. Василия Мишина 15 мая 1974 года отстранили от должности в ОКБ-1. Здоровье давно его подводило, к тому же он нажил врагов в высших сферах политики постоянными «космическими» задержками и провалами.
На место Мишина пришел Валентин Глушко. Еще решили объединить ОКБ-1 с конструкторским бюро Глушко, которое отвечало за разработку ракетных двигателей. Объединенное гигантское предприятие позже стало известным как Научно-производственное объединение «Энергия».
Несмотря на заморозку советской пилотируемой лунной программы после полета «Аполлона-8» вокруг Луны в 1968 году, Мишин продолжал работать над беспилотной исследовательской программой и добился успешной посадки второго лунохода на поверхность Луны в январе 1973 года. Он пытался исправить неполадки и в аварийной ракете Н-1, и первый запуск перепроектированной ракеты уже планировался на август 1974 года. Но, как только Глушко занял его пост,
