маневров, корабли стали сходиться все ближе и ближе, и, хотя все происходило на скорости свыше 30 000 километров в час, выглядел наш совместный полет как грациозный танец небесного балета. Когда расстояние между кораблями сократилось до считаных метров, в одном из окошек «Аполлона» я разглядел лицо. Оттуда нам улыбался Том.
Через 52 часа после запуска с комплекса на Байконуре Хьюстон и Москва разрешили нам сойтись до контакта. Новый андрогинный стыковочный механизм, специально спроектированный, чтобы позволить «Союзу» и «Аполлону» состыковаться, мягко сработал, соединяя корабли.
– Есть захват, – доложил Том.
– Союз и Аполлон пожали руки! – ответил я.
До возможности открыть люки переходного модуля и увидеть друг друга лицом к лицу оставалось еще несколько часов. Сначала надо было уравнять разницу в атмосферном давлении между двумя кораблями, чтобы подготовить их к переходу членов экипажа. Мы уже какое-то время плавно понижали давление воздуха на борту «Союза». Теперь американскому экипажу требовалось увеличить давление внутри их переходного модуля, добавляя азот к чисто кислородной атмосфере.
В это время мы получили поздравление от Политбюро ЦК КПСС. Это уже второй раз, когда Леонид Брежнев обращался ко мне, когда я находился на околоземной орбите. В этот раз я лучше подготовился к разговору из космоса с Генеральным секретарем партии. Теперь я не выходил в открытый космос, а относительно комфортно расположился внутри космического корабля.
– Весь мир с пристальным вниманием и восхищением следит за вашей совместной работой, – сказал Брежнев. – Разрядка напряженности, позитивные сдвиги в советско-американских отношениях создали условия для проведения первого международного космического полета.
После этого он выразил надежду, что сотрудничество двух стран продолжится и после нашего возвращения на Землю. Именно в это я сам искренне верил и на это надеялся.
Когда давление в обоих кораблях уравнялось, мы смогли открыть люки, разделявшие внутренние пространства «Союза» и «Аполлона». Сначала я открыл люк со стороны «Союза» и протиснулся сквозь путаницу шлангов и кабелей систем жизнеобеспечения в стыковочный модуль. Затем, на глазах миллионов телезрителей по всему миру, открылся люк «Аполлона», и впервые советский космонавт и американский астронавт повстречались в космосе лицом к лицу. Том широко мне улыбнулся.
– Очень, очень счастлив видеть тебя, – сказал я ему, протянув руку. Ухватив Тома, я потянул его через линию, разделявшую два наших корабля, чтобы как следует обнять, по-настоящему, крепко!
– Товарищ! – сказал по-русски Том, ухватив меня за руки.
В эту секунду я почувствовал: все, через что я прошел за время службы космонавтом, – все разочарования и трудные годы – стоили того, чтобы прийти к этому. Наступила самая главная минута нашей экспедиции. Мало что в моей жизни до и после могло сравниться с душевным ликованием того мига.
Том проплыл в «Союз», за ним Дик Слейтон и ненадолго – Вэнс Бранд. Каждое перемещение и обмен предметами мы расписывали и тренировали заранее. Если не считать нескольких сюрпризов, которые запланировал я.
Том и Дик парили рядом с металлическим столом в нашей кабине и внимательно слушали в наушниках поздравление от президента США Джеральда Форда. Оно не должно было продлиться долго, но обернулось чередой вопросов, которые американский президент задал нам всем по очереди.
– Вкусная ли еда в космосе? – спрашивал он Кубасова.
Мой напарник ответил, что на борту нет пива и морепродуктов, поэтому питаться лучше на Земле.
– Можете ли вы, как старейший космический новобранец, что-либо посоветовать молодым, которые надеются в будущем полететь в космос? – спросил Форд у Дика.
– Решить, что вы хотите делать, – ответил Дик, – а затем не сдаваться, пока этого не добьетесь.
Пока американский экипаж разговаривал со своим президентом, я достал свой первый сюрприз и с интересом наблюдал за реакцией гостей.
Перед тем, как мы улететь с Байконура, я снял этикетки с нескольких туб с борщом и смородиновым соком и заменил их на этикетки от знаменитых марок русской водки.
– Перед едой давайте выпьем за нашу экспедицию, – объявил я Тому и Дику, вручая им по тубе.
– Многие наблюдают за тем, что мы делаем, – забеспокоился Том, имея в виду прицелы телекамер, которые так долго налаживали.
– Да ты не переживай, Том, – сказал я. – Сейчас покажу, как это делается.
Я взял одну из туб, быстро выдавил содержимое себе в рот и проглотил. Том улыбнулся и, подмигнув мне, последовал моему примеру. И выпучил глаза.
– Да это же борщ! – воскликнул он слегка разочарованно.
Пришло время и для второго сюрприза. На наших общих тренировках я делал наброски портретов Тома, Дика и Вани, чтобы подарить их, когда мы окажемся в космосе. «О дивный новый мир, в котором есть такие люди», – написал я на каждом портрете, приписав: «Добро пожаловать на „Союз“ – прилетайте еще».
Наших друзей по-настоящему тронул мой жест. Том вручил нам пакетик еловых семян как подарок от американского народа, чтобы мы по нашей традиции высадили деревья в честь этого полета. Мы же подарили американцам отборные семена сосны, пихты и лиственницы – эти деревья они потом высадили недалеко от Центра пилотируемых полетов в Хьюстоне.
Потом мы, как условились, подписали несколько сертификатов и грамот, обменялись флагами и соединили обе части специальной памятной медали. Затем принялись за ужин, обсуждая оставшийся этап нашей объединенной двухдневной программы.
На следующий день американский экипаж пригласил нас на обед уже на борт «Аполлона», потом обе команды, занявшись совместными научными экспериментами (в одном из них применялась сварка), показывали на камеры интерьеры обоих кораблей, чтобы миллионы телезрителей в Советском Союзе, Соединенных Штатах и в прочих странах мира увидели обстановку, в которой мы летели.
После того как два корабля провели 44 часа в связке, пришло время расстыковаться и, вторично выполнив маневры по сближению, состыковаться вновь. На этот раз пилотировал «Аполлон» Дик Слейтон.
Вторая стыковка прошла не так гладко.
После захвата и до стягивания Дик нечаянно включил двигатель для поворота «Аполлона» по крену, отчего оба корабля начали уходить от центральной оси, как бы складываясь друг к другу. Появилась серьезная опасность повредить стыковочный механизм и вызвать взрывную разгерметизацию бытового отсека нашего «Союза». К счастью, пилот быстро выправил ошибку, и нам удалось избежать серьезной аварии. Московский ЦУП, проведя серию проверок, заверил, что серьезных повреждений нет.
Мы никогда потом не говорили о случившемся. Вышло бы не очень дипломатично, если бы мы стали рассказывать, как «Аполлон» чуть было не искалечил «Союз». Мы сочли все нашим внутренним делом. Но Центр пилотируемых полетов в Хьюстоне прислал нам извинения за случившееся.
Дальнейшие три часа мы провели за сложным пилотированием кораблей в связке и раздельно. Затем, после пяти суток
