количества военной техники у русских. И что им будто бы говорили, у русских нет ни танков, ни самолетов, ни артиллерии и что русским никогда не взять их укрепрайонов.
– Что же, – заметил один из корреспондентов, – командование каждой из воюющих сторон агитирует своих солдат как умеет.
Оставив пленных и корреспондентов, мы едем дальше. Ноет раненая рука, ломит контуженную спину, болит голова, и в ногах ощущается то ли дрожь, то ли слабость. В море маячат силуэты боевых кораблей Балтийского флота. Корреспонденты поговаривали, будто моряки собираются высаживать десант морской пехоты в районе Койвисто.
Нескончаемой лентой тянется Приморское шоссе вдоль пролива Бьерке-Зунд. За окнами кабины то сплошная стена рослого смешанного леса с глыбами замшелого серо-фиолетового гранита, то вдруг открывается морская гладь свинцово-серой холодной воды и туманные очертания дальних островов. Изредка попадаются брошенные хутора, бродит без присмотра скот и – ни одного жителя.
Прибыв в полк, я узнал, как была взята безымянная высота в районе хутора Юкола.
– Я шел в цепи атакующей пехоты, – рассказывает мне Шаблий, – и был свидетелем того, как с ходу захватили огневые позиции финских минометных батарей, тех, что накрыли нас в роще, где вас ранило. Финны не успели уйти. Атака была стремительной. Артиллерия: пушечный Солодкова, 1238-й самоходный Котова, наш минометный, эрэсы дала такой налет, что финны заткнулись. Семеновцы озверели – бой был страшный, яростный, рукопашный. Пленных не брали. Минометчиков этих финских уложили всех до единого. Ты понимаешь: а что было бы, если бы финны захватили нас? Если один легкий финский дивизион привел наших солдат в такую ярость, то каково должно быть финнам от наших шести тяжелых батарей? Ты знаешь, меня ведь Михалкин предупреждал: финны особенно злы на наш минометный полк и специально охотятся за нами.
Итак, смяв опорный пункт финнов на безымянной высоте, державший под контролем участок Приморского шоссе между хуторами Витикала и Юкола, 176-й семеновский полк в тесном боевом содружестве с котовским самоходным и нашим минометным ринулся на прорыв по Приморскому шоссе. Сметая по пути легкие заслоны финнов у Сортавала и Сеивясти, «боевой триумвират» Семенова – Котова – Шаблия подошел к укрепленному району на хуторе Мустаойя. Головным шел первый батальон капитана Комарова – опытного, дерзкого и отважного командира. По собственной инициативе Комаров бросил в бой передовую роту, пробил брешь, а затем, не задерживаясь, ввел в прорыв весь батальон. Семенов приказал ему остановиться и занять оборону, изучить противника. Но Комаров на приказ отреагировал по-своему и стремительно рванул вперед. И «боевой триумвират» вынужден был ускорить наступление всеми остальными своими силами, чтобы закрепить и поддержать боевой успех капитана Комарова.
Пользуясь наступлением сумерек, начальник штаба первый батальона старший лейтенант Рачковский с группой автоматчиков на трофейных велосипедах совершили дерзкий десятикилометровый бросок и заняли один из опорных пунктов оборонительного рубежа Муурило, входившего в состав основной линии Маннергейма, той самой, которую наши войска зимой сорокового года штурмовали не одну неделю. Под прикрытием сумерек группа Рачковского без боя заняла несколько ДЗОТов, один ДОТ и прилегающие к ним траншеи. Оказалось, что отступающие финны даже еще не успели принять боевого порядка на этом рубеже. Рачковский на велосипедах их просто опередил.
– Меня немало удивляет, – говорит мне Шаблий, – что в этой, так тщательно построенной, неприступной обороне финнов сооружения и инженерные объекты остаются не заняты личным составом. Это обстоятельство – очень слабая сторона противника, и нам, безусловно, следует его использовать настолько, насколько возможно.
Таким образом, к исходу дня 16 июня 1944 года оперативно-тактическое соединение «боевого триумвирата» Семенова – Котова – Шаблия опережало основные силы наступающей 21-й армии приблизительно на 20 километров.
17 июня. Лишь начало рассветать, автоматчики Рачковского, занявшие круговую оборону одного из опорных пунктов Муурило, увидели, как в их сторону направляются финские солдаты. Финны шли спокойно, ничего не подозревая и даже не предполагая, что русские где-то здесь, рядом. Дружный огонь автоматчиков моментально посеял панику, и финны оставили без боя даже боевые казематы соседних, занятых ими, огневых точек.
Нужно было немедленно закреплять успех, и подошедший батальон капитана Комарова, прорываясь сквозь надолбы и проволоку, занимал траншеи и огневые точки по всей линии опорного рубежа Муурило. В пробитую батальоном Комарова брешь майор Семенов вводит весь свой полк.
– Если бы я сделал паузу, хоть на час, – сказал после боя Семенов, – я бы не прошел.
Однако основной рубеж линии Маннергейма представляет собой глубоко эшелонированную систему оборонительных инженерных сооружений, а полк майора Семенова вклинился только лишь в ее первую и наименее сложную в техническом смысле полосу. Придя в себя после первого приступа паники, финны стали остервенело сопротивляться, и это грозило потерей инициативы с нашей стороны. Майор Семенов идет на смелый и дерзкий, рискованный и решительный шаг: он дает команду «отбой» и возвращает штурмовые роты на исходный рубеж атаки. К этому моменту подошли артиллерийские полки и дивизион гвардейских установок М-13. Тотчас после десятиминутного огневого налета всех имеющихся артиллерийских стволов и установок стрелки штурмовых рот ворвались в траншеи противника. Там они нашли черные, обожженные залпом «катюш» трупы, оглушенных и изуродованных раненых и потерявших способность к сопротивлению живых. Под прикрытием огневого вала штурмовые роты, не задерживаясь, занимали следующие рубежи траншей и вышли, наконец, в узкую горловину между Финским заливом и озером Копинолан-ярви. Неприступная линия Маннергейма именно в этом месте оказалась прорванной, и это был факт – факт неоспоримый!
Пехота 176-го семеновского полка и вновь введенного в прорыв 314-го полка Мельникова, самоходки Котова, пушечные батареи Солодкова, минометные батареи нашего полка, машины гвардейских реактивных установок устремились в эту узкую горловину по единственному Приморскому шоссе, зажатому с двух сторон заливом и озером. А наступление оказалось настолько стремительным, прорыв – настолько неожиданным, что сведения о нем не поспевали достигать сфер высшего командования, и наши же самолеты – штурмовики «Ил-2» – начали обстреливать нас с воздуха, очевидно приняв за отходящего противника.
Я еду в штабном фургоне, ноет контуженная спина, болит рука, висящая на перевязи. Но в штабе создалось критическое положение: Коваленко временно принял второй дивизион, а мне приходится работать за двоих.
Помимо всего, в полку ЧП, и Гречкин поручает мне разобраться. Выясняю: 16-го числа на огневой позиции в районе хутора Юкола на батарее Коровина в результате двойного заряжания разорвало один миномет, а второй, также в результате двойного заряжания, остался стоять с двумя минами в стволе на своем месте. Полк пошел вперед, и о злополучном миномете вроде как бы забыли. Лишь командир орудия огородил «опасную зону» и вывесил табличку «объезд», так как
