Адам и Константин были патриотами, а потому воспитывались в истовой любви к родине и жгучей ненависти к русским. «Записки»: «Я был до такой степени под властью двойного чувства любви и ненависти, что при каждой встречи с русским, в Польше или где-либо в другом месте, кровь бросалась мне в голову, я бледнел и краснел, так как каждый русский казался мне виновником несчастий моей родины». Высокие чувства, но не могу не добавить к этой бочке меда каплю дегтя. Собственно, я тут ни при чем, капля дегтя — это очень устойчивые измышления, подтвержденные иностранными дипломатами и мемуаристами, которые утверждали, что отцом Адама был не князь Казимир Чарторыйский, а Н. В. Репнин, главнокомандующий русскими войсками в Польше. Якобы в молодости в Париже он согрешил с матушкой Чарторыйского. И что же получается? Мать немка, отец русский — какой же он поляк? Прямых доказательств нет, но ведь похож — вылитый молодой Репнин! Разумеется, Адам знал об этих сплетнях и, разумеется, приходил от этого в ярость.
Но со временем все наладилось. «Записки»: «Мало-помалу мы пришли к убеждению, что эти русские, которых мы научились инстинктивно ненавидеть, которых мы причисляли, всех без исключения, к числу существ зловредных и кровожадных. С которыми мы готовились избегать всякого общения, с которыми не могли даже встретиться без отвращения, — что все эти русские более или менее такие же люди, как и все прочие…»
Балы, маскарады, концерты, любительские спектакли, танцы, хорошенькие женщины. Адаму двадцать четыре года, и вся жизнь впереди. Их с братом зачислили в гвардейские полки. Обещанные земли тоже вернули, а с ними 42 000 крестьянских душ. Правда, имения родителей Екатерина оставила за собой, они уже были подарены своим.
Но самым большим и приятным подарком было для Адама знакомство с великим князем Александром. Основанием их многолетней дружбы стал разговор в дворцовом саду. Великий князь пригласил Чарторыйского в Таврический дворец, потом они пошли гулять и проговорили несколько часов. Уже давно женатый, а по сути дела, восемнадцатилетний мальчик разоткровенничался перед образованным иностранцем. Он сказал, что не разделяет политику двора, порицает принципы своей великой бабки, что сочувствует борьбе Польши за свободу, а посаженный в темницу Костюшко — великий человек. «Записки»: «Он признался мне, что ненавидит деспотизм везде, в какой бы форме он ни проявлялся, что любит свободу, которая, по его мнению, должна принадлежать всем людям; что он чрезвычайно интересовался французской революцией; что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он все же желает успеха республике и радуется ему!»
Адам был потрясен: «Было столько чистоты, столько невинности, решимости, казавшейся непоколебимой, самоотверженности и возвышенности души в словах и поведении этого молодого принца, что он казался мне каким-то высшим существом, посланным на землю Провидением для счастья человечества и моей родины. Я дал себе обет безграничной привязанности к нему».
Император Павел косо смотрел на дружбу сына с Адамом, подозревая козни, потому в 1798 году Чарторыйский был удален из Петербурга и назначен российским посланником при сардинском короле. Три года, проведенные в Италии, он отдал не только дипломатической работе, но и изучению искусств, археологии и поэзии. Как только на престол взошел Александр, он был призван в Россию. Чарторыйский «полетел туда на крыльях».
Н. Я. Эйдельман считает, что эта четверка вкупе с великой княгиней Елизаветой Алексеевной и самим Александром была антипавловской конспирацией, которую он называет «первый заговор». Конспирация, конечно, была, но «заговор», на мой взгляд, слишком сильно сказано. Никакого заговора там не было, а были разговоры. За разговоры, кстати, в России наказывают очень жестко. Вспомним «Бабий заговор» при мягкой Елизавете. За глупую болтовню люди получили кнут, лишились языка и попали в ссылку, за разговоры Достоевский попал на каторгу, при Сталине за невинный анекдот можно было попасть под расстрел.
Эта четверка «объединилась» вокруг Александра, хотя они были очень разными людьми, друг с другом «не дружили», но их волновали одни и те же темы. От их разговоров остался сочиненный Чарторыйским «Манифест о будущем конституционном устройстве России». Манифест не попал в руки Павла, в противном случае наказание было бы очень суровым, но, боясь сильных и умных людей рядом с наследником, царь просто под разными предлогами удалил их из России. Но основа будущей политики Александра I и этой четверки уже было заложена.
Мальта, крохотный остров в Средиземном море, длина двадцать семь километров, ширина — четырнадцать. Остров представляет собой выветрившийся известковый камень. «Климат теплый, умеренный морскими ветрами. Благодаря неустанным трудам есть поля, сады и огороды, для которых земля привозится из Сицилии» — так пишет энциклопедия. И еще: «Мальта — важная, сильно укрепленная морская станция на полпути между Гибралтаром и Порт-Саидом, главный операционный базис для английского флота на Средиземном море». Орден иоаннитов обосновался на Мальте в 1530 году. Мальта стала монашеским государством с главным магистром во главе. Рыцари были воинами, они защищали христианский мир от турок. В XVIII веке орден находился вне папской юрисдикции. Французская революция стала реальной угрозой ордену, который потерял принадлежащее ему имущество и земли во многих странах Европы. Добавим к этому: Мальта косвенно стала причиной Отечественной войны России с Францией.
Павел воспринимал французскую революцию как абсолютное, вселенское зло. В 1798 году гражданин Наполеон по пути в Египет решил изгнать с Мальты сам орден. Зачем нужны эти мракобесы? Франция — страна атеизма! Мы играли в мушкетеров, Павел играл в рыцарей, про остров Мальту он знал с детства. А теперь ему выпало защитить христианскую веру от злодея. Соблазнительной и крайне опасной для всей Европы революционной Франции он противопоставил идею возрождения рыцарства, да, самодержавие, да, жестокость, но благородство, справедливость и честь.
Судьба явно потворствовала его рыцарским мечтаниям. В это время в Петербурге жили и иезуиты, и рыцари-иоанниты, и эмигранты. Кого там только не было! Проживал там с 1794 года и граф Джулио Ренато Литта, кавалер Мальтийского ордена Большого креста. На его долю и выпало в 1798 году припасть к ногам императора с просьбой о помощи. Граф Джулио Литта, по-русски Юлий Помпеевич, знал, как надо разговаривать с русским императором. Он вместе с другими «рыцарями» приехал во дворец в запыленной карете, лошади были вконец измучены (где уж они там скакали, неизвестно).
