Людям, работающим на полях, разрешалось во время работы есть овощи. Бригадиры так и говорили: «Пока на поле — ешьте что хотите и сколько хотите. Но уносить с поля домой нельзя ни единого помидора или перчины». И никто не уносил. Зато, когда распределяли продукты на трудодни, получали всего помногу. И не только те, кто трудился в поле: и отец-сторож, и Галя — детсадовская нянька. В доме целая комната была завалена мешками с овощами и зерном, и проходило довольно много времени, пока это всё засаливалось, мариновалось, распределялось по погребам…
Как радовались все в семье: после голодных лет — такое счастье! Да, первые колхозные годы на Воронежской земле были изобильными. И Волковы ни за что не оставили бы колхоз. Но пришла к ним настоящая беда — потеря родного крова. Такое время шло: не успевали люди начать радоваться жизни, как обрушивались на них новые несчастья…
Аня тогда училась в седьмом классе. Шёл 1934-й год. Только-только кончился голод, но проводились большие компании по раскулачиванию, взиманию налогов. Отца уже дважды обкладывали непосильными налогами. И хотя в это время он сапожничал понемногу, всё равно считался — учитывая прежнюю биографию, — частником. А по социальному происхождению — середняком. Раскулачиванию вроде бы не подлежал, а вот налог — плати!
Волковы и первый-то налог не сумели самостоятельно выплатить, потому им описали имущество. Пришёл однажды тот же местный начальник Шарапка с судебными исполнителями, и описал мебель. Стулья с резными спинками, горку (шкаф для посуды), другую мебель, в том числе и два больших, зелёных, окованных медью сундука — приданое дочерей Гали и Ани. Таких сундуков отец заранее заготовил четыре штуки, но два уже забрали замужние Даша и Маня… Всю мебель вывезли, и люди потом рассказывали — видели, как продавали её на базаре с молотка.
А через год — второй раз обложили налогом, дали небольшой срок для уплаты. Ясно было: уплатить Волковы не смогут, а описывать уже нечего. И отец сразу понял: бьют под дом!
— Шарапка нас оставит без стен и крыши, — сказал он.
Да, к ним уже доходили слухи, что Шарапке очень нравится дом Волковых — большой, добротно сделанный, один из лучших в округе.
— Ну, нет! — решил отец. — Раз наша улица Хитровка, мы его перехитрим!
«Хитровка» — это тоже не название, а прозвище улицы. Так назвал её Иван Рябченко. Когда они переехали с «Довгой», он сказал:
— Мы всех перехитрили. Наша улица Хитровка.
И вот отец решил перехитрить местную власть. Дело в том, что молодые Нежельские — Мария и Павел, — строили себе дом недалеко от родительского. У них уже родился сынишка Серёжа и они уже жили в этом своём недостроенном доме. Но был он маленький, скромный и в сравнение не шёл с домом Волковых. Отец и надумал продать свой дом своему же зятю и дочери! Павел Нежельский был железнодорожник, машинист. Не только не облагался налогами, а имел всяческие льготы. Ему такой дом держать было безопасно, никто не отберёт.
Отец сказал Марии и Павлу:
— Продавайте свой дом и покупайте мой. Побыстрее: за сколько свой продадите, за столько и у меня купите.
Так и сделали. Получилось, что Марии дом отдали почти за так: плата-то была скорее символической. Настоящий подарок! Отец только одну просьбу имел к Нежельским:
— Если придётся на старости лет вернуться в свой дом — примите нас с матерью. Кто знает, как жизнь повернётся…
Так и оказалось впоследствии: во время войны вернулись родители в свой дом, и умерли там, в нём…
А пока собрали оставшиеся вещи — мебели-то уже не было, — в мешки и поехали в город Новохопёрск, недалеко, в своей же Воронежской области. Там у отца жил давний приятель, звал его, обещал возможность неплохо зарабатывать.
Так остались отец и мать без родного крова. Уехал с ними Федя, младший сын, ещё школьник. Поселились они у той же самой хозяйки, где, за год до них, жили их старшая дочь Дарья и её муж Иван. Они, Рябченко, и порекомендовали родителям эту душевную, хорошую женщину.
Пить на новом месте, в Новохопёрске, отец почти перестал — сбылась наконец мечта матери! То ли оторванность от бутурлиновских дружков-собутыльников сказалась, то ли все перенесённые испытания и страх за судьбу семьи. А, может быть, боялся опозорить себя в чужих глазах — ведь не у себя дома жили. Но, скорее, всё вместе взятое. Мать даже иногда по воскресеньям, после базара, сама ему покупала бутылку, из которой он дома выпивал немного.
И всё же отец перехитрил Шарапку! Остался тот ни с чем: под Павла Нежельского, чистого пролетария, да ещё передовика, подкопаться было невозможно!
Поселилась семья Марии в отцовском доме. Аня осталась жить у них, пока не окончит седьмой класс — был в разгаре учебный год.
По окончании седьмого класса все ребята — одноклассники Ани, — решили дружно поступать в сельскохозяйственный техникум. Он находился недалеко, в местности между Бутурлиновкой и большой станцией Таловая, при опытном колхозном поле.
В один летний день все вместе ребята поехали сдавать экзамены. И все дружно провалились. Приняли только одну девочку, и то потому, что она была круглая отличница. Вот тогда Аня поняла, что хоть и хорошие у неё в аттестате отметки — хорошо и отлично, — а знания слабые. Особенно по русскому языку. Ведь училась она в сельской украинской школе, а экзамены нужно было сдавать на русском, и диктант писать. Впрочем, украинского языка выпускники тоже толком не знали.
Но ребята своим провалом огорчены не были. Взятые с собой скудные деньги они потратили в городке, не осталось даже на обратный проезд. Возвращались пешком через поля, луга, лес — весёлые, с песнями, смехом. Пришли в Бутурлиновку затемно, голодные.
После этой неудачной попытки поступления, Аня засобиралась в Новохопёрск, к родителям. Мария снарядила её, дала скромный по тем временам гостинец: мешочек фасоли да десяток початков кукурузы. Аня вышла из поезда на перрон, поставила сумку, а она упала и початки покатились под горку. Девочка — за ними. Шёл мимо железнодорожник, посмеялся:
— До чего глупа! Вещи бросила — и за кукурузой гонится!
Но Аня початки все собрала…
Идёт по городку и не знает — куда ей? Адрес-то известен, да где это? И спросить не у кого, никто не попадается навстречу. Стала в растерянности на пригорке: вниз сбегает тропка, там — река, улица начинается, дома… туда идти или в другую сторону?.. и вдруг крик:
— Нюра!
По тропке к ней наверх парнишка бежит лет десяти. Да это же братишка, Федя! Подскочил, чемодан из рук взял:
— Пошли скорее! Тато с мамой уже ждут тебя.
