В этом месте я должен сделать маленькое отступление и упомянуть о некоторых подробностях этого года. Незадолго до своей кончины, император Николай Павлович разрешил додать спектакли на 2, 3, 5 и 6 неделях великого поста. В этот период времени я держал два зимних театра — Тверской и Костромской, и один летний — Вышневолоцкий. Воспользовавшись таким высочайшим разрешением, я продолжал театральные представления в Твери постом. Полицеймейстером там в то время был Д-льн. На 18-го февраля у меня был назначен спектакль, обещавший порядочный сбор. Объявленное начало его, по обыкновению, было сем часов вечера, хотя раньше восьми редко когда поднималась занавесь. Вдруг, в шесть часов приезжает в театр Д-льн и требует меня. Я моментально был извещен об этом, так как жил неподалеку от театра. Спешу к полицеймейстеру, и вижу, что он задумчиво ходите около кассы.
— Что такое? — спрашиваю его с недоумением.
— Много ли сегодня билетов продали?
— А вам на что это знать?
— Значит, нужно, если спрашиваю.
Ничего не понимая, обращаюсь к кассиру:
— На много ли наторговали?
— На триста рублей слишком, — ответил кассир.
— Цифра изрядная! — сказал Д — льн и торопливо прибавил, — собирайте как можно скорее актеров и начинайте представление.
— Зачем? — дивился я, не постигая истинного значения озабоченности и волнения полицеймейстера. — Кто-нибудь смотреть нас приедет?
— Не до расспросов! Делайте, как говорю…
— Во всяком случае ранее семи часов начинать нельзя, — запротестовал было я, — потому что билетов продано много и публика, невольно опоздавшая, будет претендовать…
— Ах! Господи! — раздраженно перебил он меня. — Ну, пусть себе претендует, да только вы-то не медлите…
Делать было нечего, я наскоро собрал труппу и упросил всех как можно скорее приготовиться, чтобы начать спектакль. Д-льн из театра исчез. В шесть с половиной приказываю поднять занавесь и первое действие комедии идет положительно при пустом театре. К концу акта в дешевых местах стали показываться зрители… В начале восьмого часа в партере появляется Д-льн и останавливает ход действия, объявив, что скончался император Николай Павлович.
Разумеется, это известие произвело на всех грустное впечатление и спектакль прервался на пол-фразе.
Д-льн прошел ко мне на сцену и тихо сказал:
— Вот почему я торопил вас начинать!.. Теперь все-таки останется у вас сбор, потому что представление не отменено, а прекращено по требованию властей на половине. Следовательно, теперь никто не имеет права требовать обратно своих денег…
Вот образец беспредельной доброты Д-льна, славившегося ею вполне заслуженно.
Ожидая продолжительного траура, я распустил всю свою труппу до следующей зимы: О летних спектаклях я и не мечтал даже, будучи в полной уверенности, что всякие увеселения прекратятся по крайней мере на полгода. Но кто-то из приехавших в Тверь из Петербурга сообщил мне, что молодой император Александр Николаевич разрешил летние развлечения, которые представлялись почти насущною потребностью, благодаря различным обстоятельствам, неприятно слагавшимся для России. Спеша проверить этот слух, я отправился в Москву к Верстовскому, которому, по моему предположению, должно было быть все известно официальным образом.
Алексей Николаевич, по обыкновению, принял меня радушно и подтвердил, что действительно все летние увеселения разрешены.
— Но за то, — прибавил он, — постом никогда уж больше спектаклей не будет. На них наложено veto…
В последующем разговоре, Верстовский спросил меня:
— Стало быть летом театр держать где-нибудь будете?
— Свой, Вышневолоцкий, — ответил я, — он всегда за мной…
— А труппа в виду имеется? Или зимняя остается?
— Нет, зимняя распущена вся, до одного человека. Придется набирать новую…
Алексей Николаевич на минуту замолчал, точно что-то соображая, и вдруг воскликнул:
— А наши императорские актеры вам нравятся?
Я не сразу нашелся на этот вопрос. Так он был неожидан для меня, что я принужден был переспросить Верстовского:
— То есть как нравятся?
— А так, — ответил он несколько иронизирующим тоном, — пригодны ли они для вашего театра?
— Да для какого же они могут быть не пригодны, — отозвался я о действительно талантливых на подбор артистах Малого театра,
— Ну, а если они вам нравятся, — самодовольно произнес Алексей Николаевич, — то выбирайте любых, кого угодно отпущу к вам. Только чур! старичков не тормошить, — предупредил он, — они у меня не совсем поворотливы, их нужно оставить на печи дремать.
Я выразил сомнение — согласятся ли они? Верстовский уверенно возразил:
— Разумеется, согласятся… Я их на «обыгрьш» к вам пошлю…
— Но может быть это дорого будет мне стоить?
— За вознаграждением не погонятся, потому что они и так обеспечены… Дадите им на пряники, да окупите их житье в Волочке, — вот и все…
Воспользовавшись любезным предложением Алексея Николаевича, я тотчас же наметил некоторых из молодого персонала казенного театра, а именно: Павла Васильевича Васильева, впоследствии известного артиста, а в то время только что начинавшего свою театральную карьеру; Якова Михайловича Садовского, брата знаменитого Прова Михайловича; Александра Андреевича Рассказова, неподражаемого простака, здравствующего до сих пор; Владимира Ленского, сына известного остряка и водевилиста Дмитрия Тимофеевича; Соболеву, впоследствии жену П.В. Васильева, Озерова, Кремнева и мн. других.
Все они охотно согласились на поездку в провинцию и вскоре после этого отправились вместе со мной на место служения. Приехав в Волочек, мы сейчас же принялись за приготовления к открытию театра: спешное разучивание ролей, ежедневные репетиции, ремонт декораций и пр.
Я расписал афишу и отправил ее к местному исправнику для подписи. Он потребовал губернаторского разрешения на постановку спектаклей, без которого подписать афишу решительно отказывался. Не предусмотрев заранее этого обстоятельства, пришлось мне в тот же день поехать в Тверь. Приезжаю, и прямо к губернатору. Ему докладывают: «Иванов, Вышневолоцкий антрепренер, по весьма неотложному делу». Он не удостоил чести принять меня, мотивируя, что для деловых разговоров у него имеются утренние часы. Пришлось переночевать в гостинице.
Утром, в указанное время, отправляюсь в его канцелярию. Жду час, другой, третий. Наконец, появляется его превосходительство Александр Павлович Бакунин и обращается ко мне с официальной фразой, хотя я ему был хорошо известен по тверской антрепризе.
