Ночью поезд спит, и потеет под влажными простынями. Просыпаемся рано утром — станция Мелитополь, черешенно-вишневый рай. Нам выходить в Ново-Алексеевке, очень скоро. Дальше мы поедем в сторону моря на пригородном поезде по узкоколейке — железнодорожному полотну с колеей в два раза уже обычной. Такую дорогу я потом увижу только в Европе, во время моего первого путешествия за границу. Мы выходим из своего вагона, нетвердо ступая после долгого пути и ощущая под ногами тугую землю, покрытую тонким белым песком с мелкими ракушками, влажную от росы. Кругом ни травинки, только кое-где редкие чахлые серо-зеленые кустики полыни и паслена. Где-то сбоку от станции за домами пирамидами высится гряда серебристых тополей. Прохладный утренний воздух розовеет и полнится незнакомыми ароматами, и моя душа замирает в ожидании чуда. Еще пару часов в пригородном поезде — и мы в Геническе. Где же море? Мы тащимся с чемоданами и баулами под уже припекающим солнцем по какой-то улице и вдруг оказывается, что мы все время идем по высокому берегу, заканчивающемуся довольно крутым спуском. На самом спуске дорога, а вдоль нее дома, сделанные из саманного кирпича и ракушечника — белые украинские хаты, крытые не соломой, а, по-современному, рубероидом и шифером. Я поднимаю глаза и… О, чудо! Вот оно море — обрамленное горизонтом, сине-зеленое и спокойное под утренним солнцем. Так и запомнилось — я стою на горке перед спуском, внизу лежат тихие спящие домики, окруженные фруктовыми садами, цветущими розами и мальвами, а передо мной море, солнце и белое горячее небо с кричащими чайками.
Скорей, скорей на квартиру, снятую родителями, бросить вещи и на пляж. Что это было за лето! Столько свободы, радости, столько удовольствий! Впоследствии мы будем ездить в Геническ шесть лет подряд, пока не вырастем, но этот первый раз я буду вспоминать с любовью и благодарностью всегда. Сейчас трудно представить, чтобы в приморском городишке был пустой пляж с чистейшим, мелким, промытым морем и прокаленным солнцем белым песком, пересыпанным маленькими острыми завитушками ракушек. А тогда, мы зарывались в этот песок, сыпали его друг на друга горстями, из мокрого песка строили целые города, собирали ракушки, и нанизывали их на длинные нитки. Ракушечные бусы украшали наши загорелые животы все лето. Посреди пустого пляжа папа вбивал в песок четыре колышка и привязывал к ним простыню, создавая навес, под которым и восседал как падишах, с наклеенным кусочком газеты на носу. Этот навес до обеда становился центром мироздания, с вращающейся вокруг него жизнью. Сюда мы несли морскую буро-зеленую, жесткую траву, выброшенную на берег волной, самые красивые ракушки: завитушки и плоские, похожие на маленькие бело-розовые блюдца, большие черные плоские ракушки-мидии с перламутровой мягкой внутренней стороной, морских коньков, мелких крабов, креветок, рыбешек — все то удивительное и новое, что можно было выловить на мелководье. Чтобы дойти до глубокого места, нужно брести по колено в воде чуть ли не полкилометра, но как это весело! Дно песчаное. Белый мелкий песок утрамбован волнами и, под стать волнам, изогнут правильными рельефами. Вода прозрачна совершенно, в ней отражается солнце, и его блики разбегаются в стороны, в них блестят перламутровые песчинки, поднятые со дна при движении. По самому дну хаотично снуют головастые мальки бычков, тенью ускользает от моей руки, в сторону кустика морской травы, прозрачная креветка, стоя плывет маленький, плоский и жесткий морской конек. Вот, кто-то больно укусил меня — это морская блоха, многоногий, жесткий плоский червяк с мощными челюстями — неприятный сосед. Но здесь морских блох меньше, чем в теплом, неподвижном рассоле Сиваша, отделенного от моря песчаной косой. Подальше от берега все больше встречается подводных песчаных островков, густо поросших невысокой темной морской травой, служащих пристанищем креветок и мелкой рыбы. Под ногами колючая смесь ракушек, травы и живности. Стараемся на нее не наступать. Воды здесь уже по пояс и, чтобы разглядеть, что там внизу, набрав в грудь как можно больше воздуха, ныряем с Сашей под воду. Вода гулко заливает уши, лезет в нос, но зато перед нами открывается неизвестный подводный мир. Все дни мы проводим в воде — с разбегу влетаем в море, и несемся, поднимая веера сверкающих брызг, добравшись до глубины, ныряем и плаваем до изнеможения. На берег выбираемся дрожащие, с синими губами и гусиной кожей, немного погреться и промыть пресной водой красные от соли глаза. А море притягивает нас к себе так, что, даже отдыхая и греясь, мы сидим на песке у самой воды, и она, набегая тихой волной, по кошачьи лижет нам ноги.
Однако начало нашего общения с югом не безоблачно. В самый первый день мы дружно всей семьей обгораем на солнце. Приходится, густо намазав сметаной плечи, спины и носы, сидеть дома, или во дворе в тени шелковичных деревьев и увитого виноградом прохода от дома до летней кухни, в которой сезонно живут наши хозяева, на годы ставшие нам добрыми друзьями и близкими людьми. Мне нравится в них все: южная ласковая фамильярность, искренняя веселость и открытость, способность сразу полюбить чужих людей и воспринять их, как своих, округлость телесных форм и музыкальных украинских звуков и слов, завораживающих сходством с русским языком и забавляющих неожиданными различиями. Хозяйку зовут Варварой Степановной, но у нас она сразу становится тетей Варей, вездесущей правительницей маленького своего мирка, включающего мужа, дядю Степу, старшего сына и дочь-старшеклассницу, по имени Валентина. Старший сын Саша уже женат и отделился, собирается строить свой дом. Он весь как сжатая пружина, столько в нем молодой силы и настоящей мужской привлекательности, несмотря на средний рост, худобу и черный, крестьянский загар. Он работает инкассатором и большую часть дня разъезжает по окрестным селам в ГАЗике с откинутым верхом. Жена у него молодая, полная и милая. Их связывают пока непонятные мне отношения. На людях они все время рядом, касаются друг друга, смеются, заглядывают друг другу в глаза. Они приходят на пляж вечером и купаются вместе. Весь день с нами проводит их маленький загорелый сын Сашка, бегающий в одних трусах, веселый и деловой. Отдельно о Валентине, Вале. Нам, детям, она кажется высокой, взрослой и прекрасной, хотя в отличие от брата ее нельзя назвать красавицей. Но эта худая, нескладная девушка, с карими глазами навыкат под густыми черными бровями, обладает удивительным чувством юмора. Она смеется и поет, переделывая на свой лад польские и румынские песни, звучащие по радио и на танцах, где она пропадает все вечера. Она дразнит нас, но так смешно и беззлобно, что хочется, чтобы она постоянно была рядом. Я ее обожаю.
