— Однажды зимой,—рассказывает Виссарион Хергиани,— мы услышали, что к нам через перевал Твибер идут семь русских. Что на ногах у них надеты сани и русские могут очень быстро ехать на этих санях по снегу. Мы не верили, пока не увидели сами.
Мир тесен. 1 мая в кафе «Ай» мне рассказывал об этом походе его участник Алексей Александрович Малеинов, заслуженный мастер спорта, главный инженер строительства Эльбрусского спортивного комплекса. Возглавлял же этот первый переход через Кавказский хребет на лыжах тот самый доктор А. А. Жемчужников, который только что лечил Мишу после столкновения с неуправляемым туристом.
— Собралась вся Местиа,—рассказывал Виссарион.— Русские показывали нам, как надо спускаться с гор на лыжах. Все очень смеялись, а потом сказали: «Пусть попробует Виссарион». Мне дали лыжи, я надел их, поехал далеко-далеко и не упал. Когда русские ушли, мы с Габриэлем и Максимом сделали себе из досок лыжи и стали ходить по глубокому снегу друг к другу на коши. А потом взяли и перешли на своих лыжах перевал Башиль.
После этого сванов отправили на курсы в Нальчик, а потом в школу альпинизма, которая располагалась в нынешнем альплагере «Джантуган» в Кабардино-Балкарии.
— Нам было очень трудно,—говорит Виссарион,—мы не знали русского языка и не могли понять, чего от нас хотят. По льду мы всегда ходили без ступеней и не знали, что такое страховка. Но потом привыкли к ледорубу и веревке, научились ходить на кошках и забивать крючья. Это стало для нас удобным и привычным.
И вот в 1937 году, в тот самый год, когда в Верхней Сванетии увидели первое колесо, спортивная группа, состоявшая целиком из сванов, поднимается на Южную Ушбу. Участники этого восхождения почти все принадлежали к роду Хергиани, это были Виссарион Хергиани и Максим Гварлиани, их родственники Габриэль и Бекну Хергиани и Чичико Чартолани. Не обошлось без приключений, Габриэль и Виссарион улетели в трещину: порвалась непрочная веревка; сваны поднимались напрямую, далеко не по самому легкому пути и попали на очень сложный участок скал. Но все кончилось благополучно. Это было первое советское стенное восхождение, первое восхождение, принесшее сванам славу настоящих альпинистов. Альпинизм стал в Сванетии национальным спортом.
У первого знакомого в Местии я спросил: «Миша здесь?»—«Мишу вы не найдете,—ответили мне,—он в селении не показывается, живет в горах, на своем коше. Воздух там чистый».
Я поднялся на кош. Когда мы обнялись и поцеловались, я спросил Мишу:
— Дышишь свежим воздухом? Говорят, бегаешь нагишом по горам и на глаза никому не показываешься. Даже обижаются люди, неужели, говорят, ему не надоели горы?
— Не в воздухе дело,—ответил он, загадочно улыбаясь.— Но теперь в честь вашего приезда надо пойти повидать друзей.
Мы спустились вниз, к дому. В нескольких шагах от нас на длинном бревне сидели человек десять сванов. При нашем появлении все встали. Миша представил меня и Нуриса, каждому пожал руку, с родственниками (а их было больше половины) поцеловался. Постояли, поговорили. Каждый задавал Мише какой-нибудь вопрос, он терпеливо и не торопясь что-то отвечал. И только когда седой старик начал тащить Мишу за рукав в сторону своего дома, а нас с Нурисом подхватили под руки два здоровенных парня, Миша твердо заявил, что мы спешим и не можем принять их приглашение. Старик печально качал головой. Мы оставили этих разочарованных, убитых горем людей и пошли к центру селения.
Ходьбы было всего минут десять, но мы шли два часа. На каждом шагу Миша пожимал руки встречным, целовал седую щетину стариков и сморщенные лица старух, одетых в черные платья и черные платки, с каждым из них долго вел непонятный для нас разговор. Возле нас останавливались все до одной проезжающие мимо автомашины, выходившие из них люди открывали Мише объятия, целовали его, и опять с каждым из них нужно было что-то долго обсуждать. Несколько раз нас с Нурисом начинали вежливо подталкивать к грузовым машинам в расчете, что, если удастся заполучить нас, сядет и Миша. Мы сопротивлялись как могли. Но в центре Местии, у Джграга—церкви святого Георгия, после получасовой беседы Миши с окружившей его толпой сванов, за нас с Нурисом принялись уже совсем решительно. С немым вопросом я взглянул па своего названого брата. Миша, улыбаясь, кивнул головой в знак согласия. Нас поволокли к машине.
Миша сел рядом с шофером, и мы куда-то поехали. Но машина нас не спасала. Она тоже останавливалась перед черными старушками и небритыми стариками, Миша выходил, целовал их и, не нарушая законов вежливости, садился обратно только тогда, когда все необходимое было сказано.
Чуть быстрее мы начали двигаться, выехав на окраину Местии по направлению к аэродрому. Но тут развлекавшие нас в кузове разговором спутники начали вдруг выскакивать из машины и забегать в попадавшиеся на пути дома. При этом они что-то горячо обсуждали и размахивали руками.
— Миша, объясни, пожалуйста, что происходит? — не вытерпел я.
— Мясо ищем,—ответил он, — свежее мясо. Теленка или барашка.
Нас усадили на открытой веранде аэродромного ресторанчика. Вместе с нами было человек десять. Здесь были секретарь райкома комсомола, председатель Союзспорта, председатель спортивного общества, руководитель сванского ансамбля, летчик, друзья Мишиного детства.
Принесли сначала один ящик сухого вина, потом второй, затем третий... Время от времени к нашей веранде подъезжала машина или подходил человек, что-то говорил и ставил на пол три, шесть, десять или двадцать бутылок вина.
— Все не могут здесь разместиться,—пояснил Миша напуганному лесом бутылок Нурису,— поэтому посылают нам вино, чтоб мы хорошо провели время. Я нарочно отказался от всех приглашений в дома, чтоб не мучить вас аракой.
— Кто посылает? — не понял Нурис.
— Да все. Вот когда приносят, говорят от кого.
Мимо нас пронесли на руках двух глазастых молочных телят. Доверчивых и беспомощных. У меня сжалось сердце.
— Да...—протянул Нурис.—Такого я еще не видел. Но оказалось, он не разделял моей интеллигентской сентиментальности, а смотрел на вещи как казах, человек, родившийся и выросший в Средней Азии.
— Настоящий скотовод,—сказал он,—никогда не зарежет такого теленка. Это кощунство: ведь к осени он уже бычок или телка.
Миша вежливо улыбнулся:
— Для вас. Для гостей здесь ничего не жалеют.
Hyрис только начинал осваивать сванский характер и так же часто попадал впросак, как когда-то и я. .
Тосты, тосты, тосты... Когда стало смеркаться, откуда ни возьмись появилась машина и стала освещать наш стол своими фарами. Тосты за всех присутствующих, тосты, самые приятные, хвалебные, доброжелательные.
