Тосты, тосты, тосты... Когда стало смеркаться, откуда ни возьмись появилась машина и стала освещать наш стол своими фарами. Тосты за всех присутствующих, тосты, самые приятные, хвалебные, доброжелательные.
Почему здесь люди говорят за столом друг другу так много приятного? У русских ведь не так. «Ваше здоровье!»—«Ваше .здоровье!»—и все. Видимо, это исторически сложившаяся традиция. Она родилась из склада жизни вечно враждующих и в то же время ненавидящих вражду людей, она в какой-то степени результат многовековой кровной мести. Попробуй сказать о человеке плохо, попробуй за столом покритиковать свана, сказать о его недостатках! Не знаю, чем это может кончиться... Я высказал эту мысль вслух, но Миша со мной не согласился.
— Просто все люди должны всегда желать другим добра,—опять .вежливо улыбнулся он и затянул:—«О, Лиле!»—гимн солнцу. Его сразу подхватил дружный хор упругих голосов. Пели ребята здорово. На несколько голосов, слаженно, густо. Звук вставал тугой стеной, не пробьешь и колоколом. Любой хор в Верхней Сванетии, даже самый импровизированный, звучит как хорошо отрепетированный ансамбль.
Спели и мою любимую. «Неужели тебе не надоели горы и ты не хочешь спуститься вниз ко мне?» —спрашивает невеста. «Нет, горы никогда не надоедают, они всегда красивее и желаннее, чем женщина».
О песнях трудно писать, их надо слушать. Попробую все-таки кое-что о них рассказать.
Сванские песни прежде всего отражают историю народа и его оригинальный быт. Многие из них сохранились точно в таком виде, какими они были пять, семь, девять столетий назад. Почти исчезла национальная одежда свана, умерли многие обычаи и традиции, разрушились даже кое-где башни и дома-замки сванов, но песни остались жить во всей своей первозданной красоте и неприкосновенности.
До сих пор старинные сванские песни сопровождаются иногда хороводами и сольными танцами, к этому присоединяются также мимические сцены, что-то вроде театрального действа. Получается сочетание пения, танца и драмы. Это очень древняя форма искусства, такая древняя, что вряд ли где-нибудь в другом месте, кроме горной Грузии, ее и увидишь. Да и здесь-то теперь это случается не часто: старики уходят, а молодежь не очень этим интересуется. Я уверен, придет время, и сваны будут по крупицам собирать и восстанавливать свои замечательные, неповторимые песни, танцы и хороводы. Хорошо, если удастся еще кое-что сохранить постоянно действующему сванскому ансамблю песни и пляски.
По своему характеру все сванские песни можно разделить, видимо, на бытовые, или трудовые, военные, походные и культовые песни и хороводы.
Песни походные звучат как своеобразные марши с очень интересным, оригинальным ритмом. С ними хорошо идти на перевал, еще лучше с перевала. О свободе сванов, о народных героях и вождях рассказывают песни военные. Они обычно сопровождаются хороводами. В этих песнях часто упоминается царица Тамара, воспеваются ее красота, ее дорогой наряд, убранство коня и т. д.
Но больше всего у сванов старинных обрядовых песен и хороводов. Чаще это гимны, воспевающие природу — солнце, горы, поля и леса Сванетии, но среди них есть много песен, посвященных легендарным героям. Скажем, весьма популярен хоровод «Беткиль», изображающий описанную уже историю молодого охотника и богини охоты Дали. В этом хороводе танцуют и поют все—и мужчины, и женщины, и дети. Обычно хороводы Сванетии общие, за исключением разве что военных.
Строги и печальны похоронные сванские песни, или «зари». Их поют только мужчины. С этими песнями, бывало, сваны несли через перевалы тело погибшего родственника, чтоб похоронить его на родовом кладбище. Есть еще целая группа свадебных обрядовых песен, всех не перечислить.
Сванские песни обычно хоровые, поются на три, редко на четыре голоса. Мелодия у них проста, но многоголосая песня звучит удивительно гармонично. Льется она мощно, сурово и грозно, как горный поток или низвергающийся с высоты водопад, как снежная лавина.
— Ну, как насчет свежего воздуха,—спросил меня наутро Миша.
— Сейчас же идем на кош и начинаем работать,—ответил я.
— Придется подождать денек. Сегодня я собираю всю молодежь наших фамильцев (так он называл представителей своего рода), надо с ними кое о чем поговорить. Ты помнишь, на чем нас вчера привезли?
Я замотал головой.
— На ветеринарной машине,—подсказал Нурис.
— Да что ты говоришь?!—искренне изумился я. Точно. «Газик», а на нем написано: «Ветеринарная служба».
:— Прекрасно,—сказал я,—докатились! В таком состоянии людей надо возить только в фургонах для скота.
Нас возили на всяких машинах: и на «скорой помощи», и на милицейской, и на райкомовской, и на пожарной—на чем нас только не возили в Местии! Все—к нашим услугам. Для нас троих специально топили баню, для нас троих показывали кино, нас катали над Сванетией и вокруг Ушбы на самолете. Не забыть, как мы лежали у ручья возле аэродрома, загорали и работали. Миша рассказывал, я записывал. Вдруг прямо к нам подруливает самолет, вылезают летчики: «Не хотите полетать над Сванетией, посмотреть теперь на нее сверху?» Нас принимали так, что восточные султаны и паши позеленели бы от зависти, вздумай они пройти в это время в Сванетию через один из перевалов.
Предупреждалось малейшее наше желание, мы не могли даже купить себе сигарет. Как только я направлялся к магазину, кто-нибудь из сопровождавших нас моментально останавливал меня и спрашивал: «Куда? Зачем?» И не успевал я опомниться, как мне вручали самые лучшие и самые дорогие сигареты, которые я и не курю.
Все это внимание, предупредительность и, я бы сказал, какое-то священное обожание относились, конечно, не ко мне и не к Нурису. Но раз мы были с Мишей, мы были его гостями, тень его славы падала и на нас. А Мише жилось нелегко. Его слава куда более обременительна, чем слава какой-нибудь кинозвезды. В ту только тыкают пальцами да разевают перед самым ее носом рты, а Мишу каждый хотел заполучить в свой дом и обязательно угостить. Каждый хотел поговорить с ним о своих делах, и, что самое сложное, каждый имел на него права как родственник, сосед, друг детства или просто как односельчанин. Немалую надо иметь выдержку, чтобы никого в такой ситуации не обидеть и что-то еще делать, скажем, отвечать на мои несуразные вопросы и тренироваться перед сезоном. А главное, во всем этом постоянно таится опасность (так уж устроен человек!) начать принимать подобное отношение к себе за должное; перестать разговаривать с людьми, когда это нужно им, а не тебе; начать возмущаться недостаточным проявлением внимания к своей особе; требовать для себя особых условий жизни. Глядя на Мишу, я постоянно радовался, что этого с ним не случилось.
