Как бы то ни было, вскоре Михаил Сергеевич мне сказал: «Когда появляются у тебя какие-то предложения или соображения, а со мной сразу встретиться не можешь, звони в секретариат, я их предупрежу, и они сразу за твоим посланием пришлют фельдъегеря, а потом его передадут мне лично в руки». С тех пор и наладилась такая (пусть во многом односторонняя) связь — в общей сложности я ему направил много десятков писем.
Хороши они были или нет, умные или глупые — не мне судить. Хвалить себя неудобно, а ругать ни к чему. Поэтому я лучше предоставлю слово генералу Д.А.Волкогонову, получившему доступ в президентский архив, куда, к моему сожалению, попала эта сугубо личная переписка. Он писал по этому поводу в своей последнем книге «Семь вождей» (седьмым как раз и был М.С.Горбачев) следующее:
«Помощь седьмому «вождю» от советников была разной. Я обратил внимание на активность Г.А.Арбатова, который написал Горбачеву множество обстоятельных записок. Впрочем, он немало писал и более «ранним» генсекам. Содержание писем весьма конструктивно. От простых советов (вроде: делайте Ваши выступления более короткими, прерывайте всех, кто начнет Вас хвалить) до буквально установок: Ваш главный приоритет на внешней арене — укрепление социалистического содружества (пока оно еще было. — Д.В.);не мешкая, уберите тактическое ядерное оружие из Закавказья; после XXVlll съезда откажитесь от поста генсека и т. д.
Что касается последнего совета, Горбачев сделал довольно вялую попытку в апреле 1991 года освободиться от поста генсека. Возможно, этот демарш был предпринят в уверенности, что его обязательно отклонят. Конечно, при сильном желании Горбачев мог бы оставить пост партийного «вождя», что освободило бы реформатора от многих организационных и идеологических пут. Но сыграл ли в этой слабой попытке какую-нибудь роль совет Г.А.Арбатова, может знать только сам бывший последний генсек. Многие советы Арбатова были действительно дельные, но, сопоставив их с практическими делами Горбачева, я увидел: они, как правило, так и остались советами».
Не хотел бы выглядеть в свете сказанного Волкогоновым бестактным и нахальным. Я никогда панибратства с руководителями не допускал. Но отношения с М.С.Горбачевым были настолько деловыми и доверительными, что я действительно писал все, что думал, не тратя времени и сил на церемониальные заходы и обороты.
Не сомневаюсь, что в истории страны короткий период, в течение которого ею руководил М.С.Горбачев, останется как один из важнейших рубежей, открывавший путь в более благополучное, безопасное и счастливое будущее,
И если сразу это не получилось, если за этим большим и очень важным шагом вперед последовала целая серия неверных шагов, уводивших страну пусть не назад, но в сторону, все дальше от верного пути обновления, то это не вина необычно смелого для нашей страны, умного, хотя и не очень удачливого реформатора.
В этой связи возникает вопрос: почему, в таком случае, массовая поддержка Горбачева, правда, начавшая быстро ослабевать к концу периода пребывания его руководителем страны, сменилась негативным отношением к нему довольно широкой общественности, столь разительно контрастирующим с его сохранявшейся, если не усиливавшейся популярностью на Западе?
Что касается Запада, то хотел бы сразу же сказать, что приняли (и поняли) Горбачева западные лидеры и общественность совсем не сразу. Мешали твердо укоренившаяся подозрительность, недоверие к Советскому Союзу и его руководителям. Лишь постепенно (хотя по историческим масштабам все же поразительно быстро) пробивалась вера в то, что речь идет о действительно серьезных изменениях в политике, а затем и во внутреннем режиме Советского Союза. И верили не столько словам (сколько их, хороших слов, мир наслышался и от прежних руководителей нашей страны!), сколько делам. Чем больше было дел, тем прочнее становилось доверие не только к Горбачеву, но и к его политике перестройки и гласности, к радикальным переменам, происходившим в нашей стране, к Советскому Союзу. Образ врага все больше размывался, все четче вырисовывался новый облик страны как ответственного участника международных отношений и возможного партнера во многих важнейших делах, начиная с безопасности и кончая экономическим и научно-техническим прогрессом, борьбой с терроризмом, наркоманией, экологическими бедствиями и опасными болезнями. О каких делах идет речь? О прекращении войны в Афганистане, одностороннем моратории на ядерные испытания, более гибкой, инициативной и, не побоюсь этого слова, честной позиции на переговорах об ограничении вооружении (правда о наших вооружениях и вооруженных силах в Центральной Европе открыла путь к соглашению об их значительных сокращениях). Наконец, возросла открытость во внешней политике, были сняты многие ограничения на въезды и выезды из нашей страны.
Особенно важно было то, что именно во внешней политике при Горбачеве были достигнуты значительные успехи, приведшие к концу восьмидесятых — началу девяностых годов к окончанию «холодной воины». В связи с этим нельзя не сказать о советско-американских встречах в верхах с 1985 по 1991 год, очень разных, но всегда содержательных (особенно в сравнении с последующими) и результативных.
В период после 1991 года положительное отношение Запада к Горбачеву сохраняется, а в чем-то даже становится еще более доброжелательным, что, возможно, объясняется тем, что Запад получил возможность сравнивать его с его преемниками. Что касается падавшей популярности Горбачева в Советском Союзе, то отчасти это объясняется не совсем мне понятным креном «вправо», к консерватизму и консерваторам в 1990–1991 (первой его половине) годах, а так же тем, что он не смог воспрепятствовать тому, что все плохое, что делалось при Ельцине, вменялось в вину не только ему, но заодно и Горбачеву.
Сдвиг Горбачева и его политики не имел видимых причин. Политический курс перестройки и развития демократии пользовался поддержкой. В экономике было немало трудностей и проблем, но они, скорее, сохранялись, хотя частично и нарастали.
Единственное, о чем можно говорить как об источниках давления справа, — это усилившаяся критика Горбачева со стороны консервативных сил на пленумах ЦК, в парламенте, в некоторых органах печати.
Против моих ожиданий, Горбачев оказался очень чувствительным и уязвимым для этой критики, более чувствительным, чем к критике со стороны демократов. Кто-то в связи с этим весьма точно сформулировал: он был верен тем, кто его предал, и предавал тех, кто в него верил и был ему предан.
Этот сдвиг вправо выразился во многом, и прежде всего в кадровой политике. Под нажимом правых был освобожден от должности министр внутренних дел В.В.Бакатин, пожалуй, наиболее достойная и значительная фигура из всех, занимавших на моей памяти этот пост. На его место был назначен Б.К.Пуго, под конец жизни (а с ней он вскоре покончил сам) опозоривший себя участием в руководстве антиперестроечным путчем в августе 1991 года. Вице-президентом страны стал пьяница и ничтожество, тоже один из руководителей путча Г.И.Янаев. Росла дистанция между Горбачевым и его наиболее демократическими, прогрессивными советниками — один из них, экономист, академик Н.Я.Петраков, подал в отставку. Из правительства ушел, выразив публично свою тревогу намечавшимися переменами в политике, Э.А.Шеварднадзе.
