— Какой же вы лейтенант! — вспылил я. — Вы совсем не похожи на военного!
В боевой отряд мы его не взяли, а назначили командиром над теми, кто в отдельном лагере проходил проверку и испытание. Для него это тоже было и испытанием, и проверкой. И он выдержал это испытание неплохо, понял, что в любых условиях командир не имеет права терять своего командирского облика.
Теперь он молодцевато спрыгнул с лошади, расправил складки на гимнастерке (да, теперь у него и костюм был настоящий военный) и четко, по-военному, отрапортовал. Он был начальником разведки в насекинском отряде и приехал с известием, что на отряд Картухина, расположенный к западу, на Павурском полигоне, фашисты начали сегодня большую облаву.
Я расспросил Василенко, какие ему известны подробности, и тут же (время было дорого) принял решение:
— Берите человек семьдесят… Товарищ Острый, сколько вы можете дать?.. Двадцать?… Ну, а остальных возьмите у Насекина. И немедленно идите на помощь.
— Есть!
Четкий ответ, четкий поворот… Я не удержался:
— Товарищ Василенко, а помните, как вы мне докладывали на Белом озере?..
Василенко смутился.
— Ну, идите, идите. Вот теперь вы похожи на командира…
А через день мы с Острым явились к солтусу в Езерцы и получили от него необходимый для Острого документ.
На обратном пути я на всякий случай спросил Острого:
— Ну как, вы не раздумали?
И он без малейшего колебания ответил:
— Нет.
— Значит, надо собираться. Сегодня же. Ехать, очевидно, придется в Ровно, и там постарайтесь устроиться гестаповским агентом по железным дорогам…
Вместе мы обсудили последние подробности этой опасной экспедиции, вместе продумывали переодеванье. Ясно, что Острый не мог явиться к врагам в обычном своем партизанском виде. Переодели мы его чистенько и даже щеголевато, переодели всего, начиная с белья, запрягли хорошую лошадь в хорошую бричку — пускай думают, что он из богатеньких хозяев, тогда и его документу будет больше веры. Из оружия он взял с собой только наган, да и то>т ему не придется употреблять, если все будет в порядке: не этим оружием должен он бить врага.
Распрощались:
— Ну, счастливо!.. Ни пуха ни пера!..
И бричка затарахтела по неровной лесной дороге.
Вернувшись девятого декабря на насекинскую базу, я узнал, что Василенко, посланный на помощь Картухину, встретил его этой ночью на берегу Стохода, на переправе. Отбив шестого и седьмого два нападения на свой лагерь, Картухин принял решение уходить, не принимая боя с превосходящими силами фашистов, и оставить между собой и врагом реку, многорукавный Стоход, совсем не замерзший в эту теплую осень. Это было лучшим вариантом. У Картухина вместе с группой Василенко не набралось бы и полутораста бойцов, а гитлеровцы двинули в лес до полутысячи — с минометами и орудиями.
Я собирался отправиться к Картухину, но, услыхав о моем прибытии, он сам приехал на нашу базу.
— Здравствуйте, товарищ командир!.. А уж я было думал бросить эти места и уходить к Бате.
— Не ждал я от вас… Испугались трудностей?
Картухин вспыхнул:
— Я испугался?.. А вы знаете, что тут делается? Насекин…
— Про Насекина я знаю… И все равно нельзя бросать порученный участок.
— Да нет, теперь я и не пойду.
Картухина я знал еще на Выгоновском озере, где его отряд, оперировавший под Барановичами, присоединился к нам. Когда Батя в сентябре 1942 года приказал мне подобрать группу для отправки на Украину, я поставил во главе ее Картухина. Батя послал его под Ковель к Насекину, а Насекин большую часть группы забрал в свой отряд. С оставшимися семнадцатью бойцами Картухин расположился севернее Павурска, на бывшем Павурском полигоне.
Места там невеселые, пустые. Песчаные холмы затягивает кое-где жесткая негустая трава, кусты лозняка прячутся в ложбинках. Из деревьев хорошо растет только сосна. Березки редки и худосочны.
Это я уже знал, а дальше мне рассказал Картухин:
— Как только пришли, на другой же день я послал Логинова на диверсии (он у меня заместителем). С ним четырнадцать человек. С остальными занялся устройством лагеря. Выбрали место, нарубили кольев, начали ставить шалаш. И тут нас побеспокоили — уже пронюхали. Появляются полицаи. Мы их заметили издали и схоронились в кустах. Они разломали нашу постройку, разбросали колья и жерди, постреляли наугад во все стороны и ушли. Лагерь мы перенесли на другое место, и полицаи больше не появлялись.
Работать мы начали неплохо. Логинов в первом же походе взорвал пять эшелонов на линиях Ковель — Сарны, Ковель — Брест и Ковель — Холм. Это наши линии. Связался с крестьянами. Нашел здешних партизан, 37 человек привел к нам. Сразу же отряд начал расти. Люди тут есть. Вот вы увидите, что это за люди. Кремневые! Коммунисты с подпольным стажем. И места они знают, и их здесь все знают. Связь у нас с населением крепкая. И все время мы тревожим фашистов, разгоняем полицаев, сжигаем заводы, рвем провода. Насолили мы им. Вот они и надумали облаву.
Шестого начался обстрел леса, где мы стояли: они все-таки приблизительно знают место. А потом фашисты пошли в наступление со стороны Большого Обзыра. Собаки-ищейки вели их по нашим следам. Не доходя до Верхов, они наткнулись на засаду. Наши ребята обстреляли их, собак убили, а самих загнали обратно в Обзыр. Это их не остановило. Седьмого к ним прибыло подкрепление из Ковеля. На восьми машинах приехали: одних только немцев — человек триста, да еще сколько полицаев!.. Мы приготовились. Все дороги, по которым можно пройти к лагерю, я приказал минировать. Мы в дополнение к взрывчатке употребляем неразорвавшиеся снаряды (на полигоне их много). Здорово получается!.. Так и на этот раз. Разведку мы пропустили. Она до самой нашей конюшни дошла. Но как только главные силы вступили на минные поля, грохот пошел по всем дорогам. Эффект замечательный. На одном только главном направлении было убито 36 человек. Началась у них паника. Отступление. А тут мы им еще поддали. Открыли огонь. Я от лагеря командую: «Вперед!» А Логинов с фланга — он там в засаде был — кричит: «Ура!» И у него теперь такая поговорка: елки-качалки, катай коляску вперед. Так вот он вскакивает и кричит: «Елки-качалки, катай коляску вперед!» Немцы бегут. Так припустили, что, кажется, и не догнать. Наши ребята давай, разуваться. Раз-раз, сбросили сапоги — и босиком дальше. Прямо по веткам, по сосновым шишкам. Километров восемь так и гнали, до самого Обзыра. Там стояли машины. Немцы — прямо с ходу — вваливаются в кузов, один на другого; шоферы заводят — и гонят без оглядки до самого Ковеля… Несколько машин нам все-таки удалось сжечь.
