Наконец в опочивальне остались лишь дамы, которые ухаживали за королевой; в их обществе она испустила последний вздох.[1362] Елизавета умерла между двумя и тремя часами ночи в четверг 24 марта. «Ее величество ушла из жизни кротко, как ягненок, легко, как спелое яблоко, упавшее с дерева», – сообщал Парри, ее капеллан.[1363]
* * *Тайный совет немедленно переехал из Ричмонда в Уайтхолл, где советники сразу же устроили совещание. В десять утра к дворцовым воротам прибили воззвание, извещающее о том, что на престол вступает король Яков I. В течение следующих нескольких часов воззвание стало известно в Лондоне, а в следующие дни – по всей стране.[1364]
Как только королева умерла, послали сообщение Роберту Кэри. Он сразу же пошел в гардеробную, где застал «всех фрейлин горько рыдающими».[1365] Там его сестра, леди Филадельфия Скроуп, передала ему кольцо с сапфиром, которое было вручено ей королем Яковом VI. Кольцо служило условным знаком о смерти королевы.[1366] Кэри спешно отправился в Шотландию, он добрался до Эдинбурга менее чем за три дня. Он прибыл во дворец Холируд в шесть часов вечера 26 марта с вестью о том, что Яков вступает на английский престол.
Когда стало известно о кончине королевы, весь Лондон, по свидетельству Джона Мэннингема, охватили изумление и тревога. Все очень боялись «беспорядков»; когда стало известно, что королем Англии стал Яков, по городу распространилась зловещая тишина: «Указ выслушали с большой надеждой и тихой радостью, не слышалось радостных криков: я думаю, что многие глубоко скорбели из-за кончины ее величества. Они не могли сразу же бурно радоваться, хотя невозможно было не радоваться, узнав о восшествии на престол столь достойного короля».
К вечеру на улицах Лондона ярко пылали костры, по всему городу звонили колокола. Не было ни беспорядков, «ни возмущения, ни противоречия… все занимались своими делами охотно, мирно и надежно, как будто не произошло никакой перемены; не было известий и о соперниках».[1367] Как писал один придворный, «в этом отношении положение великих правителей более несчастно, чем у их собственных подданных; пока они живы, за ними следуют все, в смерти же их никто не оплакивает».[1368]
Глава 61
Regina Intacta (Королева-девственница)
В часы, последовавшие непосредственно за смертью королевы, после того как члены Тайного совета уехали из Ричмонда в Уайтхолл, с Елизаветой оставались ее камер-фрейлины, которые следили за тем, чтобы ее тело «не вскрывали – таково было ее желание». Учитывая, сколько времени занимали необходимые приготовления для приличествующих монарху пышных похорон, в те времена по распространенному обычаю усопших правителей после смерти вскрывали, извлекали внутренности и бальзамировали. Так готовили к похоронам и Генриха VIII, и Марию I, и Марию Стюарт. Процесс, который обычно выполняли хирурги, включал вскрытие тела от грудины до таза и извлечение внутренних органов и внутренностей. Затем грудь и брюшную полость промывали, заполняли консервантами, травами и специями или опилками, чтобы предотвратить дальнейшее гниение. Затем тело зашивали, заворачивали в саван и помещали в свинцовый ящик, который затем ставили в деревянный гроб.
Однако Елизавета, чье тело долго служило предметом сладострастного любопытства, злонамеренных сплетен и домыслов, оставила особые указания, чтобы ее тело не вскрывали и не осматривали. Анатомы начала Нового времени считали, что изменения в размере и форме матки свидетельствуют о том, рожала женщина или нет,[1369] и Елизавета вполне могла беспокоиться из-за того, что обнаружат врачи, а также бояться, что после осмотра ее тела поползут новые слухи. Улики, свидетельствовавшие о том, что она не была девственницей, имела физические недостатки или рожала, сыграли бы на руку ее врагам, вызвали сомнение в законности династии Тюдоров, в религиозном статусе страны и заставили усомниться в том, что Елизавета жила и умерла девственницей.
Рассказы о том, что Елизавета физически не способна была заниматься сексом, ходили долгие годы. Бен Джонсон и другие утверждали, что у королевы имелась «перегородка, которая не давала ей познать мужчин, хотя ради удовольствия она испробовала многих».[1370] Сэр Джон Харингтон повторил ходившие о его крестной слухи в «Трактате о престолонаследии» и, опираясь на показания своей матери, Изабеллы Харингтон, заявил, что девственность королевы была «государственной тайной», однако тайной, которая была известна ему доподлинно:
«Чтобы весь мир думал, что она способна к деторождению, она до пятидесятилетнего возраста обсуждала вопросы о браке; и, хотя в душе она всегда испытывала отвращение и, как считают многие, имела телесное недомогание, препятствующее браку, она всегда выказывала расположение к некоторым мужчинам, бывшим ее фаворитами при дворе, чтобы скрыть свою немощь, предпочитая, чтобы посторонние косвенно считали, будто она не может зачать, чем вызывать подозрения в каком-то недостатке, который относится к области совершенства прекрасной дамы…
Сэр Кристофер Хаттон… добровольно, искренне и с пылкой убежденностью поклялся, что никогда не знал ее в плотском смысле, и таково же было мнение моей матери, которая на протяжении 20 лет служила камер-фрейлиной ее величества и часто делила с королевой постель».[1371]
Для Харингтона и официальные переговоры о браке, которые вела королева, и ее флирт с придворными составляли искусный и продолжительный фарс: Елизавета нарочно давала пищу клеветникам и сплетникам, чтобы скрыть физическую «немощь». Сын ее бывшей близкой наперсницы раскрывает последнюю «государственную тайну» королевы, утверждая, что ему доподлинно известно о девственности королевы.[1372] Осмотр ее тела показал бы, правдивы ли ходившие о ней слухи и домыслы.
Большинство источников сходится на том, что желание королевы, чтобы после смерти ее не вскрывали и не «извлекали внутренности», хотя и считалось очень необычным, было исполнено. Венецианский посол писал о том, как бдительно охраняли тело Елизаветы ее фрейлины, и, «наряду с тем, что тело покойной королевы, по ее же приказу, не вскрывали, его, более того, не видела ни одна живая душа, кроме трех ее приближенных дам» – графини Уорик, Елены, маркизы Нортгемптонской, и Элизабет Саутуэлл.[1373] Джон Чемберлен просто написал, что ее тело «не вскрывали, но завернули в саван и приложили средства, предохраняющие от гниения».[1374] Сохранившиеся финансовые отчеты за 1603 г. также указывают на то, что тело Елизаветы набальзамировали, завернули в саван, запечатали в свинцовый ящик, который затем поместили в деревянный, «пышно подбитый алым бархатом и закрепленный позолоченными гвоздями».[1375] Абрахаму Грину, «паяльщику», заплатили за «запаивание в свинцовый ящик» и «положение тела ее величества в гроб в Ричмонде».[1376]
