Театр (да и не только театр), его свобода уже давно были обложены красными флажками. А Высоцкий пел: «Обложили меня, обложили — Но остались ни с чем егеря!» Зал уже чуть не взметнулся аплодисментами, поверив в такой исход, только выстрел оборвал песню. И подкошенный Высоцкий тяжело упал на сцену, вывернув руку... Он так долго лежал, что зал оцепенело начал привставать со своих мест, с ужасом вглядываясь в его тело. Высоцкий поднялся, взял гитару...
Шквал аплодисментов долго не отпускал его со сцены. Стоял топот, рев, крик и просьбы повторить на бис. Ю.Любимов разрешил Высоцкому исполнить «Охоту...» еще раз...
А.Вознесенский: «Четыре часа длился этот удивительный спектакль. Высоцкий повязывал платок и превращался в тетю Мотю и объявлял, что «время на ремонте». И сквозь смех и шутку просвечивало предстоящее десятилетие гнилого застойного болота; он читал стихи из «китайского цикла», но это было о настоящем и будущем нашей страны. Он хохмил, уводил из серьезного в смешное, возвращал обратно, выворачивал, усмехался... Он был рядом. В луче прожектора, один на сцене, он читал «Монолог актера» и, срывая голос, страстно молил о провале.
В конце спектакля актеры вытащили на сцену два огромных зеркала к рампе. Зал отразился в зеркалах. Каждый увидел себя. Кто-то не выдержал, отвернулся. Опустив глаза. Кто-то пристально вглядывался вдаль, пытаясь увидеть завтра...»
Завтра спектакль запретят... Он прошел всего три раза — утром 7 февраля и утром и вечером 10 февраля, после чего был закрыт для доработки и исполнения массы замечаний и указаний. Несмотря на то что в «Лицах» звучали только опубликованные стихи Вознесенского, на подмостках они обретали столь мощный протестующий голос, что казались по тем временам совершенной крамолой. Вознесенский обнадежил труппу: «У меня в ЦК комсомола есть кореш, он посмотрит, все замечания к чертям отменит!» Пришел «кореш из ЦК комсомола» и запретил спектакль вообще, как клеймо поставил — «обжалованию не подлежит!» Вообще-то, несколько пунктов можно было бы уладить, кроме одного из них — убрать «Охоту на волков». А.Вознесенский, чтобы не «продать», чтобы не предать, решил отказаться от спектакля совсем. На репертуарном холсте жирной черной чертой было вычеркнуто название — «Берегите ваши лица». Позже Высоцкий напишет:
От наших лиц остался профиль детский,
Но первенец не сбит, как птица влет,
Привет тебе, Андрей Андреич Вознесенский,
И пусть второго Бог тебе пошлет...
Судьба спектакля «Берегите ваши лица» оказалась самой трагичной из всех детищ Любимова. Все спектакли, отвергнутые инстанциями до этого и после, вернулись на сцену «Таганки», но этот спектакль не увидел больше никто. В общем, так или иначе, спектакль умер, став легендой. Лишь некоторые его фрагменты вошли в последующие «Антимиры»...
После всех неприятностей и гонений на театр Ю.Любимов решает кардинально обновить репертуар: театр будет готовить «Хроники» Шекспира. А.Аникст сделал великолепную композицию, но...
Ю.Любимов и Н.Дупак были вызваны в районное Управление культуры для обсуждения «репертуарной политики театра» — вопроса, болезненного для начальства и попортившего немало крови обоим руководителям театра. Разумеется, разговор коснулся «Хроник» Шекспира. Вероятно, в самом слове «хроника» руководству почудилось неладное — некие скрытые и гипотетически возможные аллюзии с современностью. Проект с постановкой «Хроник» был с ходу отвергнут, и вспыльчивый Любимов, неожиданно для самого себя, выпалил: «Хорошо! Я «Гамлета» поставлю. «Гамлета», я надеюсь, можно?» «Гамлета» ставить разрешили...
Наверно, нет в мире такого актера, который явно или втайне не мечтал бы сыграть роль Гамлета. Не только актеры-мужчины, но и актрисы мечтали об этом. Еще в 68-м году в журнале «Юность» было опубликовано интервью с Аллой Демидовой, озаглавленное «Почему я хочу сыграть Гамлета». Высоцкий как-то спросил ее: «Ты это серьезно? Гамлет... Ты подала мне хорошую мысль...» Он загорелся этой идеей и стал упрашивать Любимова ставить в театре «Гамлета». В тот момент Любимов, очевидно, сам обдумывал как и что — и ничего конкретно не обещал....
Есть и второй вариант возникновения идеи постановки «Гамлета», рассказанный В.Шаповаловым: «...я слышал от Любимова такой рассказ. Как-то они с Володей Высоцким пошли навестить больного Николая Робертовича Эрдмана, который тогда сказал: "Знаете, В-володя, вы м-могли бы с-сыграть современного Гамлета". И, видимо, эта идея Володе запала, поскольку сказал это не какой-нибудь хухры-мухры, а Эрдман. Наверное, внутри уже было желание, было давнишнее решение, и он тут же уцепился за эту идею, стал шефа долбать постановкой "Гамлета"».
Друг Высоцкого капитан «Грузии» Анатолий Гарагуля приезжал в отпуск обычно зимой. И на этот раз он оказался в Москве вместе с женой Валерией в январе. У него в Москве много друзей и знакомых — должность такая, когда некоторые пассажиры становятся «гостями капитана». По натуре капитан «Грузии» был настоящим меценатом. Пока теплоход ходил во внутренних водах по Крымско-Кавказской линии, люди искусства всегда находили на его судне пристанище и ласку. Каких блистательных писателей, художников и артистов встречал на борту теплохода гостеприимный капитан! А здесь, в Москве, все рады повидать его, а заодно и друг друга. Обычно Гарагуля останавливался в гостинице «Москва» и приглашал в свой люкс друзей. Много людей, много выпивки, деликатесная закуска... и счастливое лицо гостеприимного хозяина и его жены.
В этом году встречу организовал Высоцкий.
3 января театр давал «Доброго человека...». Высоцкий оставил в кассе на свое имя шесть билетов: для Толи и Валеры, для Булата Окуджавы и его жены Ольги, для Инны Гофф и Константина Ваншенкина.
Все друг друга знают, все друг другу рады...
После спектакля Высоцкий сказал: «Встретимся у театра и едем к Абдуловым. Нас там ждут...» Их ждали гостеприимные хозяева: Всеволод Абдулов и его мама — Елизавета Моисеевна.
В этих стенах Владимир и Марина всегда чувствовали себя свободно и раскованно. Именно в этом доме в 1968 году они нашли наконец-то приют и возможность уединяться. «Мы, — вспоминает Влади, — тут в первый раз жили, как говорится. И Севочка одолжил нам свою комнату. Меня трогает очень это место. Оно полно воспоминаний...» С позволения Всеволода они часто ночевали в его уютной маленькой комнатке с мебелью из красного дерева. А хозяин искал на эти дни другое пристанище, и его мама обычно не заходила к гостям, а приготовленную еду, постучав, ставила у двери. «Квартиранты» отвечали на материнскую заботу неподдельной любовью. Здесь их принимали в любое время суток, ждали, любили, понимали. В этой квартире они бывали и порознь, доверяя хозяйке свои семейные тайны. Марина называла Елизавету Моисеевну «Елочкой» и часто общалась с ней по-французски.
