Прибыл я в комендатуру города, и меня на дежурной машине отвезли в расположение батальона. До сих пор помню, что он находился в большой казарме, на улице Лессингштрассе, 20, а рядом в доме № 18 были офицерские квартиры, где мне отвели на втором этаже хорошо обставленную пятикомнатную квартиру с двумя ванными комнатами и двумя туалетами. Какая роскошь! И что мы в этих апартаментах будем делать втроем?
Комбат, тоже майор, Леонид Ильич Мильштейн, был старше меня лет на пять. Высокий, стройный, с лицом приятным, если не сказать, красивым. Одной из его достопримечательностей были элегантные, щегольские, пшенично-рыжие усы.
Одним из замов у комбата и одновременно начальником штаба был майор Мавлютов. Это был татарин, человек весьма подвижный, юморной, пытавшийся общаться с немцами на какой-то невероятной смеси татарского с немецким, разбавленной отдельными русскими словами.
Мне прежде всего было интересно, как складываются взаимоотношения после войны, да еще в коллективе, отличном от штрафбата. В общем, я был доволен офицерской средой, в которой оказался. Нравился мне и начальник продснабжения, капитан Гуткин, уравновешенный человек, имевший, пожалуй, одну только странность: обязательно «снимать пробу» сразу на двух кухнях – солдатской и офицерской. При этом в обоих случаях он не только пробовал качество приготовляемой пищи, но и съедал полные порции. И, насытившись обеими, говорил: «Я должен знать, хватит ли этих порций, чтобы и солдат, и офицер не остались голодными». Эту его позицию принимали за оригинальную шутку.
Батальон нес службу по охране комендатуры города, осуществлял патрулирование улиц и вокзала. Но кроме этого и, наверное, более важными задачами его были охрана бывших военных объектов, промышленных и энергопроизводств. Довольно часто вместе с воинскими частями гарнизона батальон привлекался и к вылавливанию блуждающих еще кое-где в лесах отдельных групп и одиночек из недобитых групп вермахта, СД и СС. Не стану останавливаться на деталях этой службы. Приведу только один пример. По показаниям одной такой выловленной группы фашистов, был обнаружен довольно большой тайный склад оружия и боеприпасов, на вывоз которого понадобилась колонна из двадцати «студебеккеров».
Вскоре я освоился со своими должностными обязанностями, включавшими прежде всего организацию караульной службы на военных заводах и других важных объектах. Всего было более десятка караулов из не менее трех-четырех постов в каждом. Пришлось изучить расположение этих охраняемых объектов, определить способы их смены и проверок. Это позволило мне быстро ознакомиться и с планировкой города.
По сравнению с Берлином мая 1945 года Лейпциг конца этого же года представлял собой разительный контраст. Во-первых, он был меньше разрушен, да и улицы, и целые кварталы были тщательно расчищены, даже вымыты, развалины зданий огорожены по-немецки аккуратными заборами. Разнообразная архитектура сохранившихся зданий и планировка улиц и площадей создавали впечатление благоустроенного европейского города. Помню, наша Лессингштрассе свое начало брала от кинотеатра «Apollo», ставшего нашим гарнизонным офицерским клубом и солдатским кинотеатром.
В нем постоянно демонстрировались советские фильмы, а также немецкие трофейные, в том числе музыкальная комедия «Девушка моей мечты» с известной актрисой Марикой Рокк и другие, как трофейные, так и наши, отечественные фильмы. В этом же кинотеатре часто выступали известные советские актеры, среди которых особенно запомнились Сергей Лемешев, любимый всеми по фильму «Музыкальная история», известный пианист Лев Оборин, певица Ирина Масленникова и много других знаменитостей. С некоторыми из них мне посчастливилось общаться.
Как-то раз, недели за две до Нового года, комбат Мильштейн спросил меня, что я медлю с переездом моей семьи ко мне. Он будто угадал мои мысли, крутившиеся в последнее время в голове. Через два дня я уже ехал за женой и ребенком, а еще через несколько дней мы были в Лейпциге. Госпиталь, в котором оставалась мать Риты, подлежал расформированию, а все женщины-медики – демобилизации. У нас с Екатериной Николаевной был уговор, что после увольнения она приедет к нам в Лейпциг. И уже в марте 1946 года, уволившись в запас, она приехала.
Первые впечатления их, ленинградцев, о Лейпциге были восторженные. Он им напоминал Ленинград разнообразием архитектуры старинных, XVI–XVIII веков зданий и обилием церквей (костелов), построенных еще в Средние века, множеством скульптурных композиций у фонтанов. А многочисленные ажурные решетки мостов и мостиков через каналы и речушки, правда, не такие и не в таком количестве, как в городе на Неве, еще больше создавали кажущееся сходство.
Да и музеев в городе было немало. Особенно интересными были Музей изобразительных искусств и музей «Книги и письменности», при котором находилась образцовая типография, где печаталось ныне все необходимое на русском языке. Особый интерес у русского контингента всей группы войск и многочисленных экскурсантов вызывало помещение, в котором в 1933 году проходил исторический процесс – фашистское судилище над известным болгарским коммунистом, ложно обвиненным в поджоге рейхстага, – Георгием Димитровым, который своим пламенным выступлением на суде разоблачил фашизм как злейшего врага человечества.
Не меньшей популярностью пользовалась и еще одна достопримечательность Лейпцига – музей-памятник «Битва народов», построенный на городской окраине в честь победы русских войск в 1813 году над Наполеоном, и возведенный рядом с ним православный храм, в котором уже в наше время проводили церковные службы и обряды русские священнослужители. В общем, осваивались мы постепенно с интересным городом Лейпцигом и его окрестностями.
Каким-то образом меня разыскали мои боевые друзья, провожавшие нас на Силезском вокзале Берлина. Вначале нас навестил Вася Цигичко, работавший военным комендантом небольшого городка под Дрезденом и вскоре уезжавший в Союз по замене. А вскоре добрался до нас и Валера Семыкин, который работал в городе Галле, недалеко от Лейпцига, военпредом на одном из военных заводов, который по репарациям подлежал вывозу в СССР. Бывали и мы с Ритой в гостях у Валерия, пока все, что подлежало вывозу, не было вывезено. Ах, какие это были сердечные встречи, сколько было в них искренности, братских чувств! Ведь фронт, а тем более штрафбат, всех нас сроднил. Вот в одном из последних писем от уже покинувшего этот мир Валерия о нашей службе в штрафбате он написал: «Один 8-й чего стоит!» А для него, бывшего штрафника, – особенно.
Примерно через год моей работы в батальоне охраны меня перевели с повышением на должность старшего офицера по оперативно-строевым вопросам городской комендатуры, в непосредственное подчинение военного коменданта города, полковника Борисова. Мне было предложено и новое жилье, поближе к комендатуре – богатый особняк по улице Монтбештрассе, 24 (запомнил же!), принадлежавший ранее какому-то крупному промышленнику-нацисту, сбежавшему на Запад. За мной закрепили и служебный автомобиль «Опель-супер-6» с водителем. Одной из моих новых обязанностей стала встреча и сопровождение по городу именитых гостей Лейпцига. О некоторых из этих гостей я расскажу чуть позже.
