была: «беглым». В азарт вошли, не заметили, что выстрела не было.
– Нужно, чтобы наводчик и заряжающий непрестанно следили за выстрелами. Объясните это людям. Слушай, – обратился командир полка к начальнику штаба, – необходим приказ по полку, и пусть у Романова его техники думают: как вести борьбу с двойным заряжанием.
– Товарищ майор, – запинаясь и еле подбирая слова, говорит Курилов, – у нас еще одно ЧП. Убит КВУ пятой батареи младший лейтенант Герасимов. И убит-то своими же. Наповал убит.
– Герасимов? – переспрашивает Шаблий. – Из недавнего пополнения. Молодой, совсем парнишка. Как это было?
– Они, товарищ майор, три дня назад на складах в Инонкюле добыли себе финские галифе и кожаные куртки. Я их предупреждал. А Женька Герасимов, блондин курчавый, – так он в этой куртке прямо финн. А сегодня, как наша пехота с фронта прорвала линию укреплений, так и вышла на наш НП в камнях. Женька Герасимов с радости и поднялся им навстречу. А они его в упор из автоматов расстреляли.
Весть о Женькиной смерти моментально облетела батарею управления. Женьку жалели, он был хорошим и добрым малым, солдаты его любили. Но все признали, что оказался он дураком – придумал: на передовой появиться в финских шмотках. Только подобные уроки бывают не впрок, и люди, забыв о случившемся, готовы повторять те же ошибки.
Снявшись с огневых, полк походным порядком идет через Каркула, Линкери на Койяла. Финны, оставив рубеж третьей линии обороны у Суммы, несомненно, станут отходить, пробираясь с боями к своим, а поэтому не исключена и встреча с такими вот отступающими группами.
Время приближается к полудню – это значит, что все мы вот уже более трех суток как без сна. Спать удается урывками по десять – пятнадцать минут, не более. За окном кабины то лес, то поле – то есть небольшая поляна среди леса явно искусственного происхождения. У дороги попадаются иногда ровные штабеля дров, аккуратно уложенные и пронумерованные. Серые пепельные облака низко плывут над острыми верхушками сосен. Все тут брошено: скот, птица, свиньи, овцы – и ни одного хозяина. Солдаты выскакивают из машин, бьют по-быстрому кур, гусей, запасая куски мяса на обед, который неизвестно когда еще сумеет приготовить им старшина. Все брошено: воют на цепи привязанные, голодные собаки. Зрелище кошмарное, тоскливое, бередящее душу.
На Приморском шоссе людно: подходят подразделения второго эшелона корпуса. Движутся автомашины, повозки, запряженные косматыми монголками, танки, самоходки, установки гвардейских минометов, артиллерия на тракторной и конной тяге. Встретили мы тут и свои тылы с боеприпасами, продуктами и кухнями.
За это время 176-й стрелковый полк Семенова в одиночестве продолжал свое продвижение по Приморскому шоссе, пока не был остановлен довольно широкой рекой с предмостными укреплениями и сильным узлом обороны в районе хутора Роккало и приказом высшего командования: «Стоять и ни шагу вперед!»
Ясно: стрелковый полк без артиллерийского обеспечения все равно не сможет прорвать оборону противника. А артиллерийские полки, 534-й минометный и 1238-й самоходный, в это время выполняли иную боевую задачу. Вернувшись на Приморское шоссе, майор Шаблий приказывает занять боевые позиции в полутора километрах юго-западнее хутора Кариекюля. Командный пункт разместился в каменном подвале давно уже разрушенного дома. Майор Шаблий приказал мне оставаться в качестве оперативного дежурного по штабу полка, а сам отправился на НП к Семенову. С этого момента начинается наш стремительный бросок на Выборг.
На Выборгском направлении
18 июня 1944 года. Вторая половина дня. Майор Гречкин мечется по дивизионам, организуя взаимодействие подразделений и налаживая подвоз боеприпасов. Первого помощника по оперативной части нет. Герасимов с Федоровым на НП с командиром полка. Таким образом, вся оперативная служба легла на мои плечи, и я оказался ответственным за объективное отражение картины боя на отчетной карте, на планшетах, в документах и донесениях вышестоящим инстанциям. Оперативный документ, составленный непосредственно в ходе боя, по его горячим следам, – это, прежде всего, фактическое свидетельство о происходивших боевых действиях – свидетельство, которое при известных обстоятельствах может иметь юридическую силу. Я осознавал ту меру ответственности, которая теперь сосредотачивалась на мне, заставляя активно работать мозг, напрягая нервы, обостряя интеллект и пробуждая решимость. Моим оружием стал карандаш, циркуль, линейка, угломерный круг, и я обязан владеть ими не хуже, нежели штыком и автоматом. Я обязан следить за действиями наших пехотных и артиллерийских подразделений. Фиксировать события поэтапно через определенные промежутки времени. Поддерживать связь с дивизионами и быть готовым в любую минуту проинформировать командира полка по интересующему вопросу. Наконец, отвечать на запросы штаба дивизии, корпуса, штаба артиллерии армии. Я обязан вести эти переговоры спокойно, кратко, ясно и корректно, излагать суть дела четко и без излишних междометий. Тут вспомнил я, как в Боровичах майор Яковлев цитировал нам маршала Шапошникова, начальника Генерального штаба, который оценивал труд штабного работника как «тяжкий подвиг». И подвиг этот остается вне поля внимания – хвастать штабному специалисту просто нечем.
Пока не начались наступательные операции стрелкового полка, мне предстоит выжать из разведки батарей и дивизионов максимальные сведения о характере обороны противника. Согласно донесениям Сухова и Ветрова, я стараюсь изобразить на планшете картину некоего, хотя бы приблизительного соответствия результатов визуального наблюдения наших батарейных НП с данными аэрофотосъемки. Постепенно становится очевидным, что перед нами противотанковый ров, шесть рядов колючей проволоки, ДЗОТы, траншеи и даже железобетонный ДОТ. На слух зафиксировано до шести минометных и гаубичных батарей. Согласно показаниям пленных, гарнизон опорного пункта Роккало достигает численности батальона.
176-й стрелковый полк Семенова, готовясь к штурму этого опорного пункта, располагал 120 стволами приданной артиллерии, 30 с лишним стволами собственной полковой артиллерии и полком PC – то есть 24 машинами установок М-13 или «катюш». Для сравнения: в войну 1914 года пехотная дивизия, то есть три пехотных полка, располагали всего лишь одним дивизионом трехдюймовых орудий, или двенадцатью стволами!
Пока шла подготовка прорыва, финская артиллерия просто «зверствовала». Я сижу в подвале, каменные стены которого буквально содрогаются от взрывов тяжелых шестидюймовых гаубичных снарядов. Если не будет прямого попадания, то можно сказать, что мы находимся в безопасной зоне. Мы – это я, чертежник Серега Попов и планшетист-вычислитель Поповкин. Во всяком случае, осколки нам не страшны, следовательно, работать можно с комфортом.
– А наверху-то, поди, страшно? – говорит Поповкин.
– Ты сбегай посмотри, – смеется Серега Попов.
Из дивизиона прибежал солдат, отдал записку и, козырнув, побежал по лестнице на выход. Мне видна эта крутая лестница и кусок кирпичной стены, осветленной солнцем. Вдруг резкий удар, будто что-то гигантское лопнуло, оглушил нас. Снаряд разорвался совсем близко от входа
