Нарком судостроения И. И. Носенко, человек волевой и прекрасный организатор промышленности, умел бороться за интересы своего ведомства. А интересы эти он понимал так, что для восстановления судостроительной промышленности нужно получить миллиарды. Получить же их можно лишь под серийное строительство кораблей; для ВМФ. Заводы его наркомата могут в короткий срок заложить десятки эсминцев довоенного, несколько улучшенного проекта «30», немало легких крейсеров также довоенного проекта «68», тоже улучшенного, в короткий, срок дать ВМФ сотни подводных лодок, боевых катеров. Затем, через некоторое время, возобновить строительство линкоров и тяжелых крейсеров. Параллельно можно разрабатывать новые проекты, с тем чтобы начать воплощение их в жизнь пятилетки через две.
Нарком Кузнецов и Галлер с такой направленностью в военном кораблестроении согласны не были. Понимали: за десять лет будут затрачены миллиарды, а ВМФ получит десятки, даже сотни кораблей, военно-технический уровень которых будет ниже, чем у американцев. Проект плана строительства Большого флота на 1946–1955 годы, предложенный Наркоматом ВМФ, обсуждался где-то на «верхних» этажах — в Оперативном бюро Совнаркома у Л. П. Берии, может быть, рассматривался и самим Сталиным. Николай Герасимович хмурился при упоминании фамилии Берии, ехать к нему отстаивать проект плана, составленный Наркоматом ВМФ, явно не хотел. Как-то сказал: «Любит царь, да не любит псарь». Галлер понял так: нарком надеется на хорошее отношение к нему Сталина, на возрождение довоенного его внимания к ВМФ. И на этой основе рассчитывает преодолеть противодействие Берии. В самом деле, разве не поймет Сталин, что в количественном отношении по кораблям флоты США и Англии не догнать. Тем более требует внимания качество… Вроде бы расчеты Кузнецова были логичны. Но логика и Сталин, логика и Берия — совместимы ли? Лев Михайлович вспомнил, как война выявила недостатки в конструкции корпусов эсминцев-«семерок», как после гибели эсминца «Сокрушительный» во время шторма, повреждений корпуса эсминца «Громкий» пришлось немало потрудиться, чтобы убедить: нет тут вредительства, корпус подкрепим… А ведь кто, как не Сталин и Жданов, способствовали разработке проекта «семерки» — эсминца, уступавшего в прочности корпуса знаменитым «новикам». Попробуй напомни об этом… Вот она и логика. И Лев Михайлович исподволь, боясь задеть самолюбие наркома, говорил о соблюдении осторожности во взаимоотношениях с Оперативным бюро. Возможно, кому-то не нравится хорошее отношение вождя к наркому ВМФ… Николай Герасимович улыбался, смешливо щурил глаз — не смел, мол, не смел его заместитель, все абы да кабы…
Начался первый послевоенный год. Флоты осваивали новые базы. Корабли за войну изношены, все требуют ремонта. Держать в строю трофейные итальянские, немецкие, японские корабли было непросто. Нет запасных частей, на немецких кораблях там, где у нас цветные металлы — железо, алюминий, трубопроводы разрушаются. И в таких условиях развертывали боевую подготовку, подтягивали дисциплину (кое-кто решил, даже среди офицеров, что с окончанием войны можно дать слабину), строили, ремонтировали, налаживали быт. Трудности можно преодолеть любые, тем более зная во имя чего. Но с первых месяцев 1946 года на душе у Льва Михайловича становилось все тревожнее. И не только из-за речи Черчилля, произнесенной в начале марта в Фултоне. Куда больше беспокоило его какое-то подспудное движение, кем-то инспирируемая работа не то против Наркомата ВМФ вообще, не то против Николая Герасимовича.
Началось, пожалуй, еще в 1944-м, когда в отсутствие наркома Кузнецова вдруг вышло постановление Совнаркома о переезде Наркомата ВМФ в новое помещение. С Антипьевского, обжитого и приспособленного с довоенных лет, в Козловский переулок. Год пришлось перестраивать здание, весной 1945-го переезжать. Зачем это было делать, Галлер так и не понял. Похоже, чтобы вызвать наркома на конфликт. Лев Михайлович тогда просил Николая Герасимовича извинить его: не смог отстоять, но и советовал, чтобы нарком не пытался просить Сталина изменить решение — поздно уже. Кроме того, он уже был у заместителя Сталина по Наркомату обороны Н. А. Булганина и получил решительный отказ.
Однако Н. Г. Кузнецов попытался добиться отмены решения Совнаркома, но это не удалось. Правда, в результате хлопот наркома ВМФ Сталин приказал выделить взамен отобранного другое здание, что не было предусмотрено в решении Совнаркома. «Булганин взбесился и, придя в свой кабинет, пообещал при случае вспомнить» [284], — пишет Н. Г. Кузнецов.
В январе сорок шестого все было куда серьезнее; хлопотный переезд, в конце концов, пустяк. Началось со звонка Поскребышева — пусть нарком позвонит товарищу Сталину. Н. Г. Кузнецов вспоминает сказанное тогда Сталиным: «„Мне кажется, Балтийский флот надо разделить на два флота“, — неожиданно начал он. Я попросил два-три дня, чтобы обдумать это предложение. Он согласился»[285]. Нарком немедленно пригласил Галлера и начальника ГМШ адмирала С. Г. Кучерова (В. А. Алафузов с апреля 1945 года возглавлял Военно-морскую академию). Все тщательно взвесили… Мнение было единым — разделение КБФ на два флота не вызывается необходимостью. Когда Кучеров вышел, Галлер сказал: «Николай Герасимович, а нужно ли копья ломать? Приспособимся. Не зря, похоже, все это затеяно…» Но нарком опять-таки отнес предупреждение своего заместителя на счет его чрезмерной осторожности. Н. Г. Кузнецов пишет: «…я доложил И. В. Сталину мнение моряков: Балтийский морской театр по своим размерам невелик, поэтому на нем целесообразнее иметь одного оперативного начальника…» [286]
Вернувшись из Кремля, нарком зашел к Галлеру: «Лев Михайлович, доложил наше мнение. Сталин ничего не ответил, но явно недоволен — видно, ожидал другого».
Через неделю А. А. Жданов, продолжавший оставаться членом Военного совета Наркомата ВМФ, предложил Кузнецову собрать совещание, чтобы вновь обсудить вопрос о разделении КБФ на два флота. А. А. Жданов почему-то приехал вместе с А. И. Микояном. Долго обсуждали все «за» и «против» разделения. Льву Михайловичу показалось, что Жданов хочет единодушного одобрения сталинского «мне кажется». Кучеров помалкивал, но Н. Г. Кузнецов был непреклонен. «Все моряки были согласны со мной, кроме Исакова, хотя и тот только „воздержался“», — вспоминает нарком[287]. Галлер поддержал его, хотя чувствовал: нарком играет с огнем. В конце совещания Николай Герасимович сказал, что наркомат наилучшим образом выполнит приказание о создании на Балтике двух флотов, если таковое будет. Однако он просит разрешения еще раз доложить Сталину о том, что делать это нецелесообразно.
