Как они могут стереть или вычеркнуть твое имя, которое высечено на камне истории? Что бы ни случилось, ты все равно останешься существом, избранным Богом, гением, появляющимся на свет раз в несколько столетий.
Ты — тот, кто ты есть, и что ты сделал — останется с тобой, вокруг тебя и после тебя. Имя твое будет жить в веках, а зажженный тобою свет и твой труд будут светить прекрасно и величественно. Что бы кто ни говорил, ты — гений, и, если маленькие людишки захотят разрушить твои творения, все равно твое имя останется написанным на небосводе отечества и будет освещено солнцем правды.
Если бы я могла поговорить с тобой, то сказала бы тебе многое. Если ты и виновен, то только в том, что был слишком хорошим, великодушным, слишком похожим на Цезаря. Змеи должны уничтожаться, прежде чем они смогут укусить. Об этом сейчас говорить бесполезно, и ты знаешь, что я имею в виду. Единственной реальностью является повседневность, которая нас Сивает. Мне тягостно оттого, что ранее я не знала, что ты для меня значишь, кем являешься и будешь являться. Не знаю, есть ли у тебя время, чтобы вспомнить обо мне, да и желание вспомнить. Но все равно я — на твоей стороне и живу лишь воспоминаниями. И виновата в том, что люблю тебя.
Дорогой, дай мне знать о себе как можно скорее, не важно, каким образом. Скажи, что у тебя хватит силы преодолеть боль и эту трагедию. Скажи, что чувствуешь мою близость, что готов взять мою маленькую руку в свою натруженную, как мы всегда делали, идя гулять, или помогали друг другу в тяжелые минуты. Я не могу жить без тебя, без твоего голоса, без твоих теплых слов, без твоего мышления, воображения и необычных фраз. Как я могу жить, не глядя в твои глаза? Что со мною будет? Что будет с нами? Поверь мне, пожалуйста, Бен, что я не смогу заменить тебя в своем сердце кем-то другим.
Для меня невозможно, после любви к тебе, любить и жить с другими. Я тлею, подобно умирающему огню, в муках и без поддержки… У меня уже нет сил так жить дальше… Если тебя нет со мной, остальное ничего не значит…
Скажи мне, что еще не все кончено… Знал бы ты, как я страдаю… Скажи мне, по крайней мере, приносят ли мои слова тебе утешение и дают ли поддержку, скажи, что чувствуешь мое маленькое сердце рядом с собой, что ты видишь мои слезы и что я помогаю тебе в этот горький час. Мужайся, Бен. Будь сильным для истории…»
Приложение III
«Гитлер… весьма чувствителен и легко поддается раздражению»
Почти двадцать лет майор Джузеппе Ренцетти докладывал Муссолини о происходившем в Германии — в качестве генерального консула в Лейпциге (1927–1929 годы), основателя и президента Итало-германской торговой палаты в Берлине (1929–1935 годы), генерального консула в Берлине (1937–1941 годы). Будучи убежденным сторонником национал-социализма с 1937 года, Ренцетти поддерживал дружеские отношения с Гитлером, Герингом и Геббельсом, занимая ответственные посты в период подъема нацистского движения и прихода нацизма к власти.
Ниже приводим его сообщения об особенностях характера и стремления Адольфа Гитлера в 1931–1933 годах.
Без даты, скорее всего, вскоре после 10 октября 1931 года — первой встречи Гитлера с президентом Гинденбургом
«Гитлер был весьма доволен своей встречей с Гинденбургом, который слушал его внимательно и с пониманием и обещал, что, если кабинет Брюнинга [8] не получит необходимого большинства, он предложит национал-социалистам сформировать правительство. В своих разговорах с Гитлером президент вновь подчеркнул свою решимость строго придерживаться основ конституции.
После этой встречи положение Гитлера стало «легальным». Поэтому он сказал мне, что хотел бы нанести его превосходительству официальный визит, и просил передать дуче об этом его желании.
О своем намерении он упоминал еще за несколько месяцев до этого, но я тогда сказал ему, что пока это нецелесообразно с учетом могущих возникнуть осложнений. Гитлер возразил, что лидеры социалистической партии уже нанесли визиты в Париж и Лондон, тогда как он хочет побывать прежде всего в Риме из-за симпатии, испытываемой им по отношению к Италии, и из-за восхищения дуче, а также с целью установления более тесных отношений между Италией и Германией в дополнение к существующим англо-германским. Как я должен был ответить на это?»
Берлин, 20 ноября 1931 года
«Я проинформировал Гитлера о мнении дуче в отношении риска, которому может подвергнуть себя национал-социализм, если попытается связать себя по рукам и ногам с центристской партией при формировании коалиционного правительства. Гитлер просил меня заверить его превосходительство, что учтет его мнение и не начнет переговоры, пока не будет убежден в своем доминирующем положении. Не станет он добиваться и согласия различных земель до решения центрального вопроса.
Переговоры с представителями различных групп проходят успешно. Даже экономическая партия, которая еще несколько недель тому назад Поддерживала Брюнинга, теперь на стороне Гитлера. Как бы то ни было, смена правительства является теперь уже лишь вопросом времени. Раздор между нацистами и группами правого крыла продолжается. В целях смягчения их отношений я предложил пригласить представителей всех этих групп ко мне на дом в пятницу 27-го. Мне хотелось бы добиться слияния немецкой националистской партии с национал-социалистической и превратить «Стальной шлем» в милицию гитлеровской партии. Я представляю себе всю сложность этой задачи, но надеюсь на успех.
Гитлер счастлив иметь возможность прибыть в Рим лично выразить свое уважение дуче. Он сможет выехать вечером 11 декабря и будет в Риме пополудни следующего дня. Его буду сопровождать я, а также Геринг, секретарь Гесс и один из членов руководства партии. Его пребывание в Риме будет непродолжительным, учитывая внутригерманскую ситуацию. После визита Гитлера в Рим намерены приехать члены парламента, лидеры СА, штурмовых отрядов, делегация молодежной организации и другие. Я предложил Гитлеру произвести обмен визитами партийных групп, составленных из наиболее влиятельных членов партий, не только для изучения достижений фашизма, но и установления дружеских отношений между национал-социалистами и фашистами.
Гитлер рассказал мне, что был очень огорчен, услышав о создании итало-германской ассоциации в Мюнхене под патронажем генерального консула — господина Центца, отъявленного масона и противника национал-социализма. Однако эта ассоциация была, по мнению Гитлера, одной из лучших. Я заверил его, что подобные ассоциации полезны в целом ряде областей деятельности и не преследуют политических целей.
