все требования человека было нелегко. Никто из тех, кого мы принимали в космонавты, не проходил через годы мучений и лишений, выпавшие нам в Великую Отечественную войну. Приходили кандидаты совсем другого калибра, чем наше поколение первых космонавтов, которых я называю «детьми войны».
В 1991 году мы вместе с министром обороны Дмитрием Язовым и заместителем председателя Совета обороны СССР Олегом Баклановым обсуждали мое возможное назначение на должность директора Центра подготовки космонавтов имени Гагарина. Но они решили участвовать в попытке переворота, направленного на свержение Горбачёва, который к тому времени стал первым президентом СССР. Когда переворот закончился неудачей, и Язов, и Бакланов оказались в тюрьме. Вскоре меня уведомили, что я уволен из рядов армии и отстранен от всех обязанностей, связанных с подготовкой космонавтов.
Это случилось безо всякого предупреждения. То, как это сделали, противоречило всем канонам и традициям воинской службы. Когда я потребовал объяснений у нового главкома ВВС, мне просто сказали, что наступили новые времена и требуются новые люди. Я напомнил ему об официальном письме, которое он мне прислал по случаю дня рождения не так давно и в котором лично поздравлял меня и хвалил мою работу как основателя советской школы подготовки космонавтов. Я поблагодарил его за признание ценности моей деятельности и подчеркнул, что это – дело моей жизни еще со дня гибели Юрия Гагарина.
– Если бы вы считали, что мне не хватает компетентности, чтобы работать по-прежнему, я бы понял и признал ваше решение, – сказал я. – Но ведь вы не можете так сказать, верно?
Я знал, что вопрос был чисто политический и дальше обсуждать уже нечего.
– Прощайте, – сказал я. – Я ухожу.
Меня словно ударили ножом в спину. Я чувствовал, что меня предали. Казалось, все, чему я посвятил жизнь, теперь ничего не стоило. Отряд космонавтов подписал коллективную петицию с требованием отменить такое решение, но это ни к чему не привело. В последующие месяцы Горбачёв сложил с себя полномочия советского президента, а советские республики объявили о своей независимости. Президент Ельцин был по горло занят происходящим в стране, и у него явно не нашлось времени на то, чтобы рассматривать вопрос о моей должности.
При существовавшей в Советском Союзе системе власть была настолько сконцентрирована, что не позволяла народу жить хорошо. Государственный аппарат обладал структурой, которая сама по себе ограничивала возможности в жизни простых людей. Всю историю Советского Союза мои сограждане жертвовали собой на благо государства. Но оно в ответ мало что делало. Не может страна быть богатой, если ее жители бедны.
Я много раз путешествовал в другие коммунистические страны и уже давно убедился, что такие ограничения свойственны любой стране с однопартийной властью. Но все же именно у нас любили все доводить до крайностей. Поэтому, когда возникли новые структуры власти, то вместо двух-трех партий, которые могли бы соперничать со старой компартией, возникли десятки. Их стало так много, что это создавало большую путаницу и не приносило никакой пользы.
Наш переход к демократии оказался просто слишком быстрым. Многие оказались к нему не готовы. Переход этот был и остается по сей день болезненным. Мы не могли за один день построить то, на что у демократических стран ушли столетия.
Почти сразу же, однако, возникло много финансовых и экономических организаций, и скоро мне предложили занять хорошую должность в некоторых из них. Вначале меня пригласили директором по космическим программам в частную технологическую компанию. Потом, в 1992 году, мне предложили пост президента инвестиционного фонда «Альфа-Капитал», созданного крупным частным банком «Альфа-Банк», в котором я занял пост вице-президента. В обеих организациях работала молодежь, не связанная с прежним режимом. Работать в них было увлекательно и интересно.
Мой переход в частный сектор оказался нелегкой задачей. Всю жизнь я сам решал проблемы, проявлял, когда требовалось, инициативу, делал то, что было нужно сделать. Эти же навыки я использовал и в частном предпринимательстве.
Например, инвестиционный фонд завладел примерно двумя сотнями крупных предприятий, в том числе важными производителями стекольной, цементной и пищевой продукции. Директора этих компаний, мои ровесники, с недоверием отнеслись бы к кому-то помоложе, кто мог помочь им провести реструктуризацию, чтобы перейти в частный сектор. Но я всю свою «космическую» жизнь провел встречаясь с главами различных предприятий.
Увы, мне пришлось уволить таких директоров. Это одни из самых неприятных эпизодов в моей жизни, но я рад был помочь проводить в компаниях такие изменения, особенно в тех, которые до нашего вмешательства стояли на пороге банкротства, и директора которых делили награбленное. Многие занялись частным бизнесом исключительно для личной выгоды. Коррупция расцвела пышным цветом. Многие погибли в разборках с мафией. Если мы обнаруживали, что бизнес, в который инвестировали, отягощен преступными связями, то немедленно уходили прочь.
Хотя я больше не касался официальной космонавтики, с начала 1990-х я продолжал работать с Ассоциацией участников космических полетов и следил за деятельностью нашей страны в космосе (уже не такой интенсивной, как раньше). Сокращение программы началось еще при Горбачёве, а крах коммунизма означал, что централизованное финансирование стало еще мизернее. Особенно пагубно это сказалось на программе работы орбитальной станции «Мир».
Планировалось, что «Мир» проведет на орбите всего пять лет. На деле срок растянулся до 15 лет, сделав «Мир» самой долгоработающей пилотируемой орбитальной станцией. За время эксплуатации более 100 космонавтов и астронавтов из 15 с лишним стран провели на ней свыше 20 000 научных экспериментов. Уникальность проекта неоспорима. Он стал источником бесценных знаний о долговременных полетах после того, как Сергей Авдеев побил все рекорды, прожив и проработав на станции в общей сложности 748 суток. Работа станции заложила основу для будущего международного сотрудничества и долговременных экспедиций на Международную космическую станцию, которую строили на орбите.
Но последние годы «Мира» омрачили аварии: столкновения, пожары, утечки токсичных веществ и отказы систем. По мере того как росли интерес и интенсивность работ по Международной станции, на «Мир» выделяли все меньше ресурсов. И все-таки казалось, что сохранить увечную орбитальную станцию еще можно. Как основатель и сопредседатель Международной ассоциации космонавтов и астронавтов, я в конце 1990-х вместе с некоторыми своими товарищами написал письмо президенту Ельцину с различными предложениями о том, что, по нашему мнению, можно было сделать для дальнейшего существования «Мира». Наша позиция все еще была весома, но сумма, чтобы поддерживать и активно эксплуатировать станцию, стала неподъемной. Объект решили вывести из эксплуатации. Самым важным было безопасно вернуть «Мир» на Землю, чтобы исключить риск чьей-либо гибели из-за его падения.
Когда в марте 2001 года я наблюдал
