Переправа Карла XII происходила при самых драматичных обстоятельствах.
Королю сделали новую перевязку на ноге, накормили и снова водрузили на носилки. Несколько драбантов в кромешной тьме донесли его до возка, который и доставил его до места переправы, отстоявшее от Переволочны на пять километров. Переход через Днепр был выбран напротив двух островков, несколько сокращавших опасный водный путь. Мазепа был уже на другом берегу и ждал прибытия короля, с трудом сдерживая нетерпение своих казаков. Наконец около двух часов ночи король переплыл реку. Его возок стоял на плоту, установленном на двух связанных баркасах. Гребцами были 12 драбантов.
Как только Карл ступил на землю, лодки отправились в обратный путь за его багажом. При погрузке багажа началась настоящая свалка — слишком много желающих захотели воспользоваться последней возможностью спасти свои жизни. Среди них оказались 24-летний капеллан Свен Агрелль и раненый майор Свен Лагерберг. Им пришлось пробиваться к королевским лодкам с пистолетами в руках. Перегруженные лодки вот-вот должны были пойти ко дну, и тогда с них стали сбрасывать людей и вещи в воду, люди цеплялись за борт, но в них стреляли, а по рукам немилосердно рубили саблями. «Так часто упоминаемое чувство боевого товарищества и высокий моральный дух каролинской армии блистали здесь своим полным отсутствием», — горько замечает Б. Лильегрен.
Головной отряд из 600 шведов и нескольких мазепинцев-проводников с королем Карлом и гетманом Мазепой тронулся в путь лишь около десяти часов утра. Половина переправившихся осталась на берегу, чтобы принять последних беглецов. К 14.00 они все соединились и продолжили путь вместе. Им предстояло преодолеть 350 километров по голой, выжженной немилосердным солнцем степи. Если бы Карл задержался еще на несколько часов, то он бы увидел на противоположном берегу странную картину. Но ему нужно было торопиться — русские наступали на пятки.
Итак, в Переволочне за главнокомандующего остался Левенхаупт.
Еще накануне отбытия короля с ним, как и под Лесной, произошел, считает он, загадочный случай. По делам или от нечего делать генерал заехал в драгунский полк Шлиппенбаха. Уставший, разморенный на южном солнце, измученный диареей, он захотел прилечь отдохнуть. Драгунский офицер соорудил ему из маркитантского возка нечто вроде кровати с балдахином, и Левенхаупт, подложив под голову шинель и шляпу, задремал. Проснулся он от какой-то возни под головой. Он встал, посмотрел внимательно на свое изголовье, но, ничего подозрительного не обнаружив, лег снова. И опять под шинелью что-то зашевелилось. Мелькнуло что-то черное, мягкое, гибкое и гладкое. Уж не змея ли! Он поднялся и стал трясти шинель, из нее выпала шляпа, а в шляпе сидел... горностай! Подбежали драгунские офицеры и поймали зверька. Левенхаупт, сравнив в уме свою армию с горностаем, решил выпустить зверька на волю: авось и Господь Бог смилостивится и не даст армии попасть в ловушку![182]
Вместе с приказом, запрещающим переход через Днепр, было издано распоряжение раздать солдатам и офицерам деньги из полковых касс в счет месячных окладов, забрать у артиллеристов порох, у провиантской службы — пропитание в количестве, кто сколько унесет или увезет. Но ни один из этих приказов выполнен не был. С вечера и всю ночь продолжались работы по сколачиванию плотов, причем во время этих работ многие потонули в реке.
Так же хладнокровно и безмятежно, как со своим лифляндским корпусом, Левенхаупт обращался и с армией. Армия не знала Левена[183], а Левен плохо знал армию. Сразу после переправы короля между 22.00 и 23.00 он отправился спать в палатку к Кройцу. Никто в 16-тысячной армии не знал, что происходило внутри ее, какие планы составлялись на будущее. Так же, как и перед Лесной, в армии резко упала дисциплина, массовым явлением стало дезертирство. Конечно, фактор поражения, гибель и уход с королем офицерского корпуса, отъезд самого короля накладывали свой отпечаток, но и отсутствие твердой руки в армии сразу стало заметно. Разложению дисциплины способствовал заместитель Левенхаупта генерал Кройц. Он, в нарушение приказа короля, разрешил одному драгунскому полку строить ночью плоты, и этому примеру конечно же последовали другие. Когда утром нужно было проводить инструктаж, на него явилось менее половины рот. Скоро генералы обнаружили, что драгуны из числа немецких наемников являются не совсем надежными. Когда Левенхаупт на немецком языке скомандовал им встать, они посмотрели на него как на пустое место и приказа не выполнили. Пришлось прибегать к помощи полковника Траутветтера, командира полка, которого драгуны слушались[184].
Наконец утром 11июля (30 июня) появились русские. К Левенхаупту, возвращавшемуся от немецких драгун, подскакал Кройц и громко — для посторонних — доложил: «Генерал, все исполнено!» — и уже шепотом — для генерала — сообщил, что прибыли русские парламентеры. Генералы тут же договорились, что необходимо вступить в переговоры с Меншиковым, чтобы потянуть время, в течение которого, во-первых, армия сможет лучше подготовиться к отражению нападения, а во-вторых, король сможет увеличить разрыв между собой и преследователями. После этого Кройц отправился в русский лагерь для переговоров.
Меншикову, вероятно, уже стало известно о том, что короля в лагере нет, иначе ему вряд ли бы пришла в голову мысль договариваться об условиях сдачи шведов в плен, потому что с собой у него было всего девять тысяч человек, но они так удачно были расположены на окружавших шведский лагерь холмах, что взору противника открылись и пехота, и кавалерия, и даже артиллерия[185], и многие каролинцы поверили, что имеют дело со всей или почта со всей русской армией.
Левенхаупту смотреть на русских было некогда: он был занят тем, что прогонял солдат и офицеров с берега реки, где они строили средства переправы. Перед тем как Кройц доложил Левенхаупту о прибытии русского парламентера, он выезжал на передовую, где происходила стычка русских и шведских кавалеристов. Навстречу ему попался шведский разъезд: впереди мчался офицер, а за ним скакали драгуны и кричали: «Стой, ты, лопарь! Ты не достоин быть офицером! Мы тебя сейчас проткнем шпагой!» Офицера остановить так и не удалось, вспоминал потом Кройц. Сцена, за которой наблюдал Кройц, была весьма симптоматична: бацилла разложения армии проникла в офицерский состав.
Когда Кройц вернулся от Меншикова с русскими условиями капитуляции, Левенхаупт фактически уже был готов к ней морально, но, будучи человеком честным и педантичным, решил получить формальное подтверждение своим уже сознательно или бессознательно возникшим мыслям. Он думал опросить офицеров по поводу того, станет ли рядовой состав сражаться. Несомненно, это означало отход от приказов короля и от торжественного обещания, которое генерал дал Карлу при прощании: решительно выступить навстречу противнику. Но Левенхаупт совершенно не был готов к тому, что он обнаружил вскоре после отбытия Карла на ту сторону Днепра: и рядовой состав, и офицеры перестали слушаться приказов, дисциплина катастрофически упала, каждый думал о себе и о спасении своей жизни, а многими овладели апатия и полное безразличие как к своему положению, так и к положению, в котором оказалась армия.
