Сталин. Аминь!
Ректор. Что это такое?!
Сталин. Я сказал «аминь» машинально, потому что привык, что всякая речь кончается этим словом.
Ректор. Мы ожидали от него сердечного сокрушения и духовного раскаяния, а вместо этого неприятная выходка!
Все покидают зал, кроме Сталина и инспектора.
Инспектор. Получите ваш билет и распишитесь.
Сталин. Он называется волчий, если не ошибаюсь.
Инспектор. Оставьте ваши выходки. Лучше подумали бы о том, что вас ждет в будущем. Дадут знать полиции…
Сталин (оставаясь один, закуривает).
Что вызвало гнев вождя? Возможно, уже начало пьесы не понравилось Сталину. Ведь он указывается Сталиным, а еще юноша Сосо, шутка автора со словом «аминь» явно не в его характере. К тому же он, семинарист, курит? И факты, за которые его выгнали из семинарии, упрятаны в общих фразах.
Далее в пьесе к Сталину подходит одноклассник.
Одноклассник. Жаль мне тебя.
Сталин. Как-нибудь проживем.
Одноклассник. А деньги-то у тебя есть?
Сталин (хлопая по карманам). Не понимаю, куда рубль делся? А… Ведь я только что истратил его с большой пользой. Пошел купить папирос. Возвращаюсь на эту церемонию, а под самыми колоннами цыганка встречается: «Дай, говорит, погадаю!» Прямо не пропускает в дверь. Ну, я согласился. Очень хорошо гадает. Все, оказывается, исполнится, что я задумал. Решительно сбудется все. Путешествовать, говорит, будешь много. А в конце даже комплимент сказала: «Большой ты будешь человек! Очень большой!» Безусловно стоило заплатить рубль!
Булгаков старается этим эпизодом оживить пьесу. А Сталин? Как он отреагировал на это? Ведь он увидел пьесу в 1949 году и с высоты того времени, возможно, считал, что славное будущее ему должен был предрекать если не народ, то какой-нибудь старый пролетарий, а не легкомысленная гадалка.
Сталин просит одноклассника передать от него письмо рабочему Арчилу. Одноклассник, просмотрев письмо, отказывается.
Одноклассник (просмотрев письмо). Это же прокламация. За нее в Сибирь угодишь. Да ну тебя совсем. Я, брат, в университет собираюсь.
Сталин. Ты порядочный, развитой и начитанный человек. И неужели при всех этих качествах не понимаешь, что долг каждого человека бороться с этим гнусным явлением, благодаря которому под гнетом и бесправием живет многомиллионная страна. Имя этому – самодержавие. В конце моего письма Арчилу стоят простые, но значительные слова: «Долой самодержавие!»
В конце концов, хваля ум одноклассника, Сталин уговаривает его передать письмо Арчилу. Входит служитель семинарии Варсонофий.
Варсонофий. Позвольте получить ваше пальто, господин Джугашвили. В кармане – карандаш. Надо бы выпить. Вы теперь вольный казак.
Сталин. С удовольствием бы, но понимаете, такой курьез… ни копейки денег. Папироску – пожалуйста.
Варсонофий. Куда же вы теперь с волчьим билетом сунетесь?
Сталин (вынув билет). Стало быть, это вредоносная бумага. В таком случае надо ее немедленно разорвать. (Рвет на мелкие кусочки.)
Варсонофий. От греха подальше. (Удаляется.)
Сталин, оставшись один, окидывает ненавистным взглядом стены, с размаху швыряет клочки билета на пол и уходит.
Эпизод перекликается с известной сценой из биографии гимназиста Ленина, который в присутствии одноклассников бросил нательный крестик в мусорное ведро.
Прошло три года. Батум. Ненастный ноябрьский вечер. Комната в доме рабочего Сильвестра. В печке огонь.
У огня дочка Сильвестра Наташа. Слышится условный стук: три раза раздельно, потом мелкой дробью. Входит отец.
Сильвестр. Ты одна?
Наташа. Пока одна. Еще не приходил.
Сильвестр. Я ему вполне доверяю. Но он горячий, как тигр. И неопытный. Но всем обещал говорить, что не было его у нас и не будет. Днем из дома выходить не станет. Только ночью. Пока дожидается меня в садике. Дверь не закрывай. Я его сейчас приведу.
Появляется Сталин. Голова его обмотана башлыком, башлык надвинут на лицо.
Сталин. Не хочется вас стеснять, но понимаете, на первых шагах в Батуми неудача. В дом Канделаки, где я находился, поселился околоточный. Боюсь, что мы с ним будем мешать друг другу.
Наташа. Вы нас не стесните.
Входят другие рабочие. Среди них Порфирий – сын Сильвестра.
Порфирий. Вчера механик оштрафовал меня на пять рублей. Хочу убить его. Зубилом.
Сталин. Оставьте это, убьете – его сменит другой механик.
Порфирий. А как вас зовут?
Сталин. Сосо меня зовут. А кроме того, ваши батумские прозвали меня Пастырем. А за что – не знаю. Может, потому, что учился в духовной семинарии, а может, по каким-то другим причинам. Ты хочешь убить механика. Этим ничего не добьешься. Тут надо менять весь порядок, старый – уничтожить.
Порфирий. Вы революционер?
Сталин. Конечно. И не я один революционер на свете. А твой отец? Наташа?
Порфирий. Предупреждаю, что в наш двор стал захаживать городовой. У царя полиция, жандармы, войска…
Сталин. Прокуроры, министры, гвардия… И все это будет сметено. Ты еще доживешь до этого!
Рабочие садятся за стол, беззаботно пьют вино, изображая безобидную компанию.
Сильвестр. Ну, Сосо, начинай.
Сталин. Товарищи! Я послан тифлисским Комитетом
Российской социал-демократической рабочей партии для того, чтобы организовать и поднять рабочих на борьбу…
Сцена темнеет.
Та же комната. Рабочие встречают Новый год.
Сталин. Привет всем!
Порфирий (поднимая бокал). Твое здоровье, Сосо!
Сталин. Мы организуем Комитет ленинского направления.
Канделаки. Товарищи, предлагаю, чтобы Комитет возглавил товарищ Сосо.
Все пьют за здоровье Сосо. Потом бросаются к окну. Пламенем охвачен завод Ротшильда.
Порфирий. Горит кровопийское гнездо. Туда ему и дорога.
Климов (другой рабочий). Что ты плетешь? Что же мы потом есть будем? Надо тушить.
Сталин. Конечно, тушить. Только надо потребовать у управляющего вознаграждение за тушение огня.
Занавес. Конец первого действия.
В книге четыре действия. Я сокращаю некоторые сценки, диалоги, но стараюсь сохранить сюжет пьесы, чтобы было возможно определить, за что Сталин возненавидел эту пьесу и запретил ставить в театрах, многие из которых с радостью готовы были включить ее в свой репертуар. Наверное, Репертком дал на эту пьесу свое добро и Сталин прочитал ее перед премьерой в Ленинграде. Дата приемки пьесы Реперткомом 24 июля 1939 года.
