Куда там самым сложным компьютерам до самой простой человеческой головы.
Только что Змей спал, как убитый. Лег – и отрубился напрочь. Ночной город хлопал, бухал, трещал, свистел на разные голоса. «Грады» провыли на окраине. Мина рванула где-то южнее комендатуры. На боновском посту метрах в ста солдатик засадил из калаша длинную очередь по тени, которая то ли мелькнула в переулке, то ли почудилась. Но все это Змея не касалось, не волновало. Наоборот: хороший фон создавало, спокойный, убаюкивающий такой. Вот когда тишина – тогда подушка, как каменная, и мысли всякие за мозги дергают, спать не дают.
Но вот в километре отсюда, на северо-востоке, «Борз» протрещал. Пустяшный аппарат, самоделка чеченская под пистолетный патрон. Оружие террористов, для стрельбы в упор. И то не очень надежное. Даром, что название претенциозное – «Волк» по-чеченски. Но протрещал он возле блокпоста омоновского. А потому, «компьютер» командирский – сигнал тревоги включил, руку проснувшуюся безошибочно к рации направил, заставил пальцы манипулятор нажать.
– Чебуратор – Змею, что там у вас.
– Пацан какой-то с «Борзом» бегает.
– Не зацепил никого?
– Серьезно – нет.
– Что значит, «серьезно нет»? – подпрыгнул на кровати Змей. – А несерьезно?
– Да меня щепками посекло, – в голосе Чебуратора смешались досада и злость, – он по ящику на бруствере залепил, ну и полетели деревяшки...
– Точно легко?
– Ухо рассек, перденыш, и в руку воткнулся кусок. Сейчас Док выковыривает.
Чебуратор хотел еще что-то сказать, но в рации и синхронно в ночном воздухе снова затрещал «Борз».
– Вы там осторожней. Еще не хватало, чтобы этот сопляк нам двухсотого сочинил.
– Змей, я его на угольнике держу, – включился в разговор снайпер Слон. Он, дурачок, за кустиком сидит, думает, не видно. Сто метров всего.
Да уж. Для СВД с ночником – кустик не преграда. Теплое тело светло-зеленым фосфорическим силуэтом за тонкими темно-зелеными прутиками маячит. Листочки чуть посветлей веточек: нагрелись за день, дышат, колышутся еле заметно. Подведи угольничек ровненько, нажми на спуск плавненько, и тяжелая пуля прошьет эту жидкую занавеску, вышибет незадачливого стрелка из-за призрачного укрытия, опрокинет навзничь тело с полуоторванной глупой черепушкой. На таком расстоянии снайпер даже может позволить себе изыск, почерк продемонстрировать: в глаз пулю влепить или в переносицу. Некоторые точно в середину лба целят. А есть любители – в кончик носа – центр лица получается. Пару сантиметров туда, пару сюда – все одно затылок отлетит. У духов в уличных боях, пока необстрелянные солдатики в полный рост бегали, даже такая палаческая, издевательская мода появилась – в пах бить. При точном попадании мужское хозяйство уродуется или напрочь отлетает. Чуть выше попадешь – тазовые кости и позвонки нижние – вдрызг. Если выживет пацан – всю жизнь в кресле-каталке проведет. Наши, правда, быстро это дело переняли. Где «чехи» куражатся – там и сами без яиц оставаться начинают. А уж если поймают бойцы снайпера такого... Ну, в общем, уголовно-процессуальный кодекс обычно не соблюдался.
– А точно пацан?
– Да мелкий совсем, фигура лет на четырнадцать. И повадка детская. В партизана играет.
– Нахер такие игрушки! Вали его! – Чебуратор и так-то с полоборота обычно заводится, а тут.
– Вообще-то, он как командир взвода старший сегодня на блоке. Ему и решение принимать. Но.
– Отставить!
– Есть отставить. – В голосе Слона облегчение.
– Хоть пугануть, Змей! – в голосе Чебуратора даже надежды нет. Характер командира он хорошо знает.
Невелика честь – пацана срубить. Понятно, что не без ведома старших он бегает. Скорее всего, все мужчины из его семьи с федералами воюют. А может быть, уже отвоевались. Вот и бегает юный герой-кровник, мужской долг в силу разумения своего чеченского исполняет. И никакой иронии нет в словах этих. Сумеет – убьет, не задумается. Он в этих понятиях с пеленок растет. И большинству пацанов чеченских во взрослом мужестве и гордости не откажешь. Попадет такой в руки федералов: тело от животного страха трясется, иной и штаны замочит. А марку из последних сил держать пытается. Взрослые порой хлипче себя ведут. А уж ему, зверенышу, в руки попасть – хуже нет. Он, может быть, потом и проблюется где-нибудь в одиночку, но чтобы перед старшими свою лихость показать, измываться будет, как палач профессиональный. А что тут удивительного? Он ведь в разум входил уже при Дудаеве. Под треск пропаганды удуговской. Он уже твердо знает, что все русские, – вонючие собаки и трусливые оккупанты, исконные враги чеченского народа. Скорей всего, сначала на русских сверстниках, под одобрительными взглядами старших родичей, свое превосходство утверждал. На женщинах и стариках беззащитных. А потом – ноябрь девяносто четвертого – январь девяносто пятого. Соседи его, друзья и родственники русских солдат, тупостью начальственной в грозненских улицах зажатых, как мишени в тире, расстреливали. Русские танки бенгальскими огнями полыхали. Непобедимые воины с блестящими глазами героическими рассказами опьяняли, голову юную кружили. Правда, навалилась потом осерчавшей медведицей Россия громадная. Захрустел Грозный, полилась потоками и чеченская кровь. В мясорубке этой все чаще матери чеченские волчицами ранеными выли. А в развалинах домов не только воины убитые, но и женщины, старики, дети грудами лежали. И вползали в юное сердце ледяной змеей – страх и горячим огнем – ненависть.
Можно, конечно, и убить его. Может быть, и нужно даже. Вряд ли что-то изменит еще одна смерть. Если остались мужчины-родственники, конечно же, все здесь в ближайшую ночь с автоматами будут. Побьемся, постреляемся. Отличиться можно, «следы крови и волочения» прибывшему начальству показать. А если повезет – и пару трупов, что не успеют духи до утра вынести. Не исключено, правда, что и другое тело будет на блоке лежать – в омоновской форме. А потом уже братишки-омоновцы за своего мстить будут. Без всяких команд любого «чеха» зазевавшегося на мушку ловить. И будет тут у нас на блоке своя чеченская война, местного значения.
– Ну его в задницу. Пусть носится, патроны тратит. Не высовывайтесь зря. Может, из-под него снайперы пасут.
Пауза в эфире. Затем с ухмылочкой уже:
– Есть – его в задницу. Как поймаем, исполним.
Вот за это и любит народ Чебуратора. У него равнодушной рожи вообще не бывает. Никогда. Либо ярость боевая, либо восторг поросячий, либо улыбка хулиганская. Раньше у него, вообще-то, другой позывной был. Но недавно, на свою беду, рассказал он братишкам анекдот про Чебурашку, который Терминатором решил стать, а стал Чебуратором. А у самого рассказчика уши – как у его любимого мультгероя. Ну и все. В тот же вечер новый позывной, командиром не утвержденный, в эфире явочным порядком обнаружился. А еще через пару дней у комвзвода день рождения был. Где его бойцы рыскали, как они это в раздолбленном городе сумели сделать – навсегда загадкой останется. Но вручили командиру своему, под восторженный рев всего отряда, здоровенного пушистого Чебурашку в омоновском берете. Теперь это чудо ушастое талисманом взвода стало. На кровати командирской сидит, хозяина и его товарищей веселых терпеливо с заданий дожидается.
