Он спросил, где комендант, почему его нет здесь, на вилле. Понимая, что вижу перед собой не кого-нибудь, а сына нашего великого вождя, я как-то растерялся и сказал, что комендант ждет генерала в комендатуре. В ответ на это Василий Сталин произнес что-то вроде «мог бы и здесь встретить».
Что-то он сказал одному из своих офицеров, тот подал, видимо, условленный ранее знак, и несколько легковых машин вырулили по направлению к выезду с территории виллы. Мне было приказано снова сесть в головную машину (мой «Опель», естественно, опять замыкал колонну), и мы выехали. Офицеры, дежурившие на вилле, по телефону сообщили в комендатуру о нашем отъезде.
Вскоре мы остановились перед входом во двор комендатуры, где в ожидании гостя уже стоял полковник Борисов со своими заместителями. Встреча показалась теплой и сердечной, а может, такой она и была на самом деле. Все поднялись на второй этаж – Сталин и его жена (дочь маршала Тимошенко, Екатерина), за ними довольно грузный подполковник и их личный врач в штатском. Группу замыкал небольшого роста старший лейтенант.
Вместе с ними вошли в кабинет коменданта его заместители полковники Пинчук и Труфанов, начальник политотдела, приземистый полковник Виноградов. Я остался у дверей (мало ли какая команда последует). Буквально через несколько минут из кабинета вышел тот самый старший лейтенант и попросил показать туалеты, мужской и женский. Обследовал их он долго, видимо, очень тщательно, потом зашел снова в кабинет и через минуту вышел.
О чем шел разговор в кабинете Борисова, я не знал, но начальник политотдела Виноградов (однофамилец нашего штрафбатовского агитатора) вышел и срочно разослал своих офицеров (и офицеров батальона охраны, вызванных в комендатуру к тому времени) по культурно-развлекательным местам города: в варьете, театр балета и в цирк. Василию Сталину они были предложены в качестве объектов культурной программы. Он выбрал цирк и поехал туда с полковником Пинчуком, женой, личным врачом и тем самым тучным подполковником. Мне и еще одному офицеру было приказано сопровождать и охранять их.
В цирке, как и в других культурных учреждениях Лейпцига, всегда были забронированы ложи для нужд коменданта города. Одну из лож заняли почетные гости: в первом ряду разместились генерал Василий, его жена и полковник Пинчук, а позади них тот самый таинственный тучный подполковник и врач.
Мы разместились рядом, в соседней ложе, причем сели так, что меня от главного гостя отделял только невысокий барьер с подлокотником, на который генерал иногда клал свою руку, и эта кажущаяся близость, естественно, волновала меня: ведь я сижу рядом и даже чуть не касаюсь человека, носящего великую фамилию «Сталин»!
Первое отделение циркового представления с гимнастами, борцами, акробатами, жонглерами, силовиками и клоунами, работавшими в непривычной для нас манере немецкого плоского, пошлого юмора, гости смотрели, как мне показалось, без особого интереса. Когда первое отделение окончилось и служители стали устанавливать на арене оборудование для аттракционов с хищниками, Василий вдруг схватил Пинчука за руку и говорит: «Веди меня к зверям, хочу посмотреть на них до выхода на арену». Пинчук вроде бы пытался, хоть и не очень решительно, остановить генерала, ему было неудобно: ведь и коменданта, и его замов население города знало и относилось к ним с уважением. Но остановить гостя ему не удалось, и вот так, за руку поплелся он вслед за генералом через еще не огороженную часть арены. За ними сразу же последовал и тот тучный подполковник.
Когда они возвращались, ограждение уже было установлено и им пришлось идти непосредственно вблизи зрителей-немцев, занявших места в первых рядах. Заметно было их удивление непосредственностью генерала и одного из заместителей коменданта.
Но вот началось второе отделение с участием зверей. Они, оказывается, не учли, что в ближней ложе сидят именитые гости, и вели себя несдержанно, так что служителям арены требовалось оперативно засыпать опилками или песком то, чем некоторые из животных нечаянно отмечали свое пребывание здесь. Конечно же, «аромат» этих отметин не могли нейтрализовать ни опилки, ни песок, и он достигал обоняния гостей, но беспокоил, как показалось, только даму. Врач передал жене Василия несколько мандаринов, и она, очищая их, чтобы ароматными дольками заглушить неприятные запахи, бросала корочки через плечо назад, а там услужливо их ловили и врач, и этот солидный подполковник. Естественно, что какая-то часть зрителей смотрела уже не на арену, а на гостевую ложу. Нам стало стыдно за беспардонность супруги генерала. Утешала только мысль, что немцы не знали, что она жена сына Великого Сталина, победившего гитлеровскую Германию.
После цирка полковник Пинчук уехал с гостями на виллу, где их уже ждал комендант Борисов. Мне не нужно было туда ехать, и я не был свидетелем того, как генерал Василий, увидев там обильный стол, накрытый в его честь, сказал полковнику Борисову: «Ешьте и пейте это сами. А мне покажите комнату, где я могу поужинать и отдохнуть». Оказывается, эти большие фургоны были его походной кухней и рефрижератором. Он возил за собой поваров и официантов, а также московские продукты и напитки. В общем, это было естественным приемом охраны сына Генералиссимуса, наверное, придуманного не самим генералом. Все-таки в Германии могли найтись какие-нибудь «Отто Скорцени», которые собирались совершить покушение на глав союзнических государств в Тегеране в 1943 году. В дальнейшем обеспечении программы пребывания генерала Сталина в Лейпциге я не участвовал, знаю только, что он провел в Лейпциге два дня, и дальнейших контактов у меня с ним не было. Осталось лишь ощущение необычного случая увидеть близко родного нашему Верховному, нашему Генералиссимусу человека, да еще возникшая неприязнь к его супруге, так высокомерно ведущей себя напоказ.
Вскоре, как я уже упоминал, полковника Борисова отозвали в Москву, а меня перевели в комендатуру другого города, где я прослужил всего несколько месяцев. В декабре 1947 года пришел приказ коменданта округа полковника Литвина о переводе меня в Союз «по плановой замене». И вскоре уже знакомый поезд «Берлин – Москва» уносил нас на восток, на родную землю Советского Союза. В Москве наши пути с мамой Риты, Екатериной Николаевной, разошлись: мы оставались в Москве ждать нового назначения, а она поехала в Ленинград, где жила до войны.
Я рассчитывал, что сразу же попаду в город Ковров (под Москвой). И от столицы недалеко, да и предписание мне по замене было туда на должность, освобождаемую начальником разведки дивизии, убывающим на мое место в Германию. Вроде бы все складывалось удачно. Я даже уже представлял, каким боевым опытом смогу поделиться с разведчиками, что именно из штрафбатовского арсенала боевого опыта передам им.
