Сулла успел надиктовать 22 книги «Воспоминаний», которые, к слову сказать, посвятил верному Лукуллу (Плутарх. Сулла. 6.10; 37.1). Закончил он это делать за два дня до кончины и будто бы даже успел написать в мемуарах о ней. Ему приснился сын, умерший немного раньше Метеллы. «Дурно одетый, он, стоя у ложа, просил отца отрешиться от забот, уйти вместе с ним к матери, Метелле, жить вместе с ней в тишине и покое» (Плутарх. Сулла. 37. 1–3). (Любопытное признание того, что Сулла, несмотря на «отставку», жил отнюдь не в «покое»!) Правда, известно, что мемуары немного дописал вольноотпущенник, грамматик Луций Корнелий Эпикад (Светоний. О грамматиках и риторах. 12). Вряд ли он дополнил слишком много,[1431] но историю об этом сне, если она действительно содержалась в «Воспоминаниях», скорее всего, добавил именно он. Возможно, Эпикад упомянул также о том, что за десять дней до кончины Сулла написал законы для Путеол,[1432] недалеко от которых находилась его вилла, – там, по словам Плутарха, царила распря, и бывший диктатор, будучи патроном города,[1433] водворил там мир. Какой характер носила эта распря и какие именно законы написал Сулла, неизвестно – видимо, речь шла о порядке выборов должностных лиц.
Итак, дни Суллы были сочтены. Плутарх рассказывает о страшной болезни, поразившей бывшего диктатора. Тот «вначале и не подозревал, что внутренности его поражены язвами. От этого вся его плоть сгнила, превратившись во вшей, и хотя их обирали день и ночь… все-таки удалить удавалось лишь ничтожную часть вновь появлявшихся. Вся одежда Суллы, ванна, в которой он купался, вода, которой он умывал руки, вся его еда оказывались запакощены этой пагубой, этим неиссякаемым потоком – вот до чего дошло. По многу раз на дню погружался он в воду, обмывая и очищая свое тело. Но ничто не помогало. Справиться с перерождением из-за быстроты его было невозможно, и тьма насекомых делала тщетными все средства и старания». Всему этому, указывает Плутарх, способствовало общение Суллы с мимами, шутами и кифаристами (Сулла. 36. 3–6; см. также: Плиний Старший. XI. 114; XXVI. 138; О знаменитых мужах. 75.12).
Рассказ Плутарха породил множество научных гипотез. И сейчас врачи подчас ошибаются в диагнозах, видя больного воочию и имея на вооружении современные технические средства, а уж что говорить о попытках установить, чем болел человек, живший две тысячи лет назад. Вспомнили о басне про земледельца и вшей, которую рассказывал Сулла после убийства Офеллы.[1434] У Суллы находят то чесотку, то фтириазис, то рак кожи. Вероятнее всего, он страдал лобковым педикулезом, ибо гнездящихся там вшей заметить труднее – ни цирюльник, ни банщик в паховую и подмышечную полости не наведываются.[1435] Но умер он явно не от этого, ибо от вшей или чесотки вообще умереть нельзя.[1436]
И еще одно любопытное наблюдение. Плутарх указывает, что от вшей умерли многие знаменитости: аргонавт Акает, поэт Алкман, богослов Ферекид, историк Каллисфен, из римлян – юрист Муций Сцевола, к которым писатель добавляет еще и вождя первого сицилийского восстания рабов Евна (Сулла. 36. 5–6).
Этот перечень весьма интересен. Откуда он взялся? По-видимому, из сочинений Аристотеля, хранившихся после вывоза из Афин в доме Суллы. Великий философ писал, что вши, рождающиеся в теле от избытка влаги, погубили Алкмана и Ферекида (История животных. V. 557а 3). Грамматик Эпикад просто не мог не посмотреть труды Стагирита и потому наверняка знал об этом его замечании. Будучи предан памяти покойного патрона, он решил придать его не слишком героической смерти более достойный характер. Недоброжелатели, естественно, могли сказать, что вши поразили Суллу из-за неумеренного образа жизни, да и вообще это кара богов за совершенные злодеяния. В появившейся примерно в то время Септуагинте говорилось о гибели от вшей нечестивого селевкидского царя Антиоха Эпифана. О Сулле такие разговоры среди греков тоже ходили, и Эпикад, полемизируя с соотечественниками, поставил смерть патрона от столь экзотической болезни в ряд с кончиной других знаменитостей, так что умереть от вшей теперь становилось как бы и не «стыдно».[1437]
Как же все-таки умер Сулла? Плутарх и Валерий Максим рассказывают, что он призвал к себе некоего Грания, одного из магистратов Путеол. Хитрец задерживал взнос от города на восстановление храма Юпитера Капитолийского в Риме, надеясь, возможно, на скорую кончину бывшего диктатора, после чего вопрос вообще отпал бы. Однако разъяренный его увертками Сулла приказал рабам задушить Грания, поднялся крик и шум, у Суллы прорвался гнойник, его вырвало кровью, началась агония, которая после тяжелой ночи свела больного в могилу. Ему было шестьдесят лет (Плутарх. Сулла. 37. 5–6; Валерий Максим. IX. 3. 8). Это случилось, по-видимому, в марте 78 года.[1438]
От чего же умер отставной диктатор? Сейчас, конечно, уже трудно дать точный ответ, а потому приходится ограничиться более или менее достоверными гипотезами. Одни пишут об острой печеночной недостаточности, вызванной пьянством,[1439] другие – о туберкулезном абсцессе.[1440] В любом случае можно полагать, что болезнь зародилась не за две-три недели до кончины Суллы. Очень вероятно, одной из причин сложения им диктаторских полномочий стала нараставшая хворь, стимулируемая ежедневными перегрузками и, в свою очередь, ослаблявшая организм. Так или иначе, человека, еще недавно наводившего ужас на римлян и их подданных, не стало.
Смерть Суллы вызвала различную реакцию. Одни горевали о великом государственном муже, другие радовались смерти безжалостного тирана, третьи со страхом ожидали новой распри. И она не заставила себя ждать.
Первым поводом для выяснения отношений стал вопрос о погребении бывшего диктатора. Его сторонники предложили провезти тело покойного по Италии, выставить в Риме на форуме и похоронить за государственный счет. Тут-то и проявил себя один из консулов 78 года Марк Эмилий Лепид – он выступил против посмертных почестей тирану. Очевидно, он хотел тем самым обрести сторонников среди недругов Суллы. Однако Лепид переоценил свои силы. Его коллега Катул настоял на первоначальном предложении. Поддержку ему оказал и Помпеи, хотя покойный диктатор и не упомянул его в своем завещании в качестве опекуна своих детей Фавста и Фавсты (Плутарх. Сулла. 38.2; Помпеи. 15.3; Лукулл. 4.5; Аппиан. ТВ. I. 105. 493–494). Однако Помпею не приходилось выбирать – все-таки именно благодаря Сулле он так рано начал карьеру в большой политике и добился триумфа в обход всех правил. К тому же вряд ли он забыл, как надругалась римская толпа над телом его отца, которое вытащили из гроба и проволокли по грязи (Беллей Патеркул. П. 21. 4; Транш Лициниан. 22-23F). Теперь были приняты меры, чтобы ничего подобного не повторилось.[1441]
