Желая спасти Кремль, генерал отправился лично к нашим аванпостам, которые уже проникли внутрь города и находились в виду французского караула, поставленного возле дома губернатора. Генерал приблизился к нему, махая платком и не захотев, чтобы кто-нибудь за ним следовал. Офицер принял его, как парламентера, и собирался послать уведомить маршала Бертье{55}, бывшего в Кремле, когда на генерала бросился пьяный гусар и увел его в плен. Наши казаки находились слишком далеко, чтобы подать ему помощь, а молодой Нарышкин, кинувшийся один разделить участь своего начальника, объявил его имя и звание и был также уведен в плен{56}.
Я получил ночью это неожиданное известие и поспешил на аванпосты. Тотчас же я выслал трубача с письмом, чтобы предупредить, что французские генералы, находившиеся в нашей власти, отвечают своей жизнью за малейшую неприятность, которая случилась бы с генералом Винцингероде.
В два часа утра ужасный взрыв, сопровождаемый светом, возвестил нам разрушение Кремля и освобождение Москвы.
Глава IV
Москва после французов. Назначение Кутузова начальником отряда. Преследование французской армии до Немана. Занятие отрядом Кутузова Тильзита. Действия против Макдональда. Положение дел перед началом похода 1813 года
10 октября 1812 года мы вступили в древнюю столицу, которая еще вся дымилась. Едва могли мы проложить себе дорогу через трупы людей и животных. Развалины и пепел загромождали все улицы. Одни только разграбленные и совершенно почерневшие от дыму церкви служили печальными путеводными точками среди этого необъятного опустошения. Заблудившиеся Французы бродили по Москве и делались жертвами толпы крестьян, которые со всех сторон стекались в несчастный город.
Моей первой заботой было поспешить в Кремль, в метрополию Империи. Огромная толпа старалась туда проникнуть. Потребовались неоднократные усилия гвардейского казачьего полка, чтобы заставить ее отойти назад и защитить доступы, образовавшиеся кругом Кремля от обрушения стен.
Я вступил один с офицером в собор, который видел только во время коронации Императора{57} блистающим богатством и наполненным первыми сановниками Империи. Я был охвачен ужасом, найдя теперь поставленным вверх дном безбожием разнузданной солдатчины этот почитаемый храм, который пощадило даже пламя, и убедился, что состояние, в которое он находился, необходимо было скрыть от взоров народа. Мощи святых были изуродованы, их гробницы наполнены нечистотами; украшения с гробниц сорваны. Образа, украшавшие церковь, были перепачканы и расколоты. Все, что могло возбудить или ввести в заблуждение алчность солдата, было взято; алтарь был опрокинут; бочки вина были вылиты на церковный пол, а людские и конские трупы наполняли зловонием своды, которые были назначены принимать ладан. Я поспешил наложить свою печать на дверь и приставить ко входу сильный караул{58}. Весь остальной Кремль сделался добычей пламени или был потрясен взрывом мин. Арсенал, церковь Ивана Великого, башни и стены образовали груды камней{59}.
Большое здание Воспитательного Дома привлекло мое внимание. Несколько сот детей, застигнутых вступлением неприятеля, умирали с голоду; множество женщин и русских раненых, которые не могли спастись бегством, нашли там убежище, и несколько тысяч больных Французов были в нем оставлены. Все просили хлеба, а опустошение окрестностей Москвы не позволяло удовлетворить немедленно такую настоятельную потребность. Коридоры и дворы этого огромного здания были наполнены мертвыми - жертвами нищеты, болезней и страха{60}.
Другие большие здания были завалены русскими ранеными, спасшимися от пожара и едва поддерживавшими существование; без помощи, без пищи, они были окружены трупами и ожидали конца своих страданий.
Неприятель, очищая Москву, поджег то, что еще уцелело от несчастного города; у нас не было никаких средств потушить пожар, который всюду увеличивал беспорядок и бедствия; крестьяне толпою устремились грабить и захватывать магазины с солью, медную монету казначейства и винные погреба. Весь наш отряд, как бы затерявшийся в огромном пространстве Москвы, едва был достаточен, чтобы сдерживать чернь, вооруженную оружием, отбитым у неприятеля.
Только на третий день мы могли немного отдохнуть и считать себя в безопасности посреди этого беспорядка.
Продовольствие было подвезено, и целое многочисленное население прибыло искать среди пепла места, которые занимались их домами, и, не сожалея о своих потерях, возблагодарить Бога за освобождение Москвы{61}.
Генерал Иловайский 4-й{62}остался старшим после генерала Винцингероде, но, будучи неспособен к командованию, поручил мне все, и я поспешил донести Императору относительно необходимости присылки начальника.
Начальником этим был назначен генерал Кутузов. С его прибытием прибыла также Московская полиция, и мы могли покинуть этот печальный и несчастный город, чтобы принять участие в преследовании французской армии.
Из 13 800 дворцов и домов, бывших в Москве, только 1500 уцелели от пожара.
Армия Наполеона, вынужденная маневрами фельдмаршала Кутузова и кровавыми боями под Малоярославцем{63}начать отступление по той же дороге, которая была совершенно опустошена во время наступательного движения, испытывала полный недостаток продовольствия. Упадок дисциплины и духа ускорил это отступление и скоро превратил его в постыдное бегство. Тревожимая со всех сторон, французская армия ежедневно теряла обозы, орудия и значительное число солдат. Наши казаки и крестьяне днем и ночью окружали ее во время марша и остановок на биваках, избивали фуражиров и захватывали все продовольственные средства.
Наконец, небо, казалось, взяло на себя месть за Россию. Поднялся ужасный ветер и принес 25-градусный мороз. Неприятельские лошади, не подкованные на зимние шипы и выбившиеся из сил, падали непрерывно и оставляли в наших руках обозы, парки и артиллерию. Вся добыча, взятая в Москве, досталась казакам. Несчастные Французы в лохмотьях, голодные, застигнутые стужей, почти более не сражались и гибли от лишений. Ненасытный голод обратил их прежде смерти в скелеты, и эти обезображенные тени тащились друг за другом, высматривая, где бы поесть падали или отогреть свои полузамерзшие тела. Длинный след трупов, окоченевших от холода, обозначал путь и страдания армии, выставленной Европой.
Мы встретили в Духовщине корпус вице-короля Италии, который, потеряв всю свою артиллерию и обоз, тянулся к Смоленску, где он соединился с Великой армией{64}.
Между тем граф Витгенштейн взял штурмом Полоцк, а адмирал Чичагов{65} двигался к Минску. Несомненно, армия Наполеона растаяла бы до вступления в Смоленск, если бы фельдмаршал Кутузов ускорил преследование и ежедневно вводил в серьезный бой линейные войска вместо того, чтобы возложить эту задачу на алчных казаков{66}:
