— Привлекайте, привлекайте. Имеете все права привлекать кого угодно. Жаль только, что вы не спросили предварительно нашу группу, хотим ли мы с приглашёнными вами сидеть за одним столом?
Решительно и порывисто поднявшись, он надвинул ещё глубже котелок на лоб, опираясь одной рукой на трость, сказал сварливо, но сильно и беспощадно: — Вольному воля. Вы объединяйтесь, а мы будем разъединяться. Вы открывайте свою конференцию, а мы откроем свою, другую, новую, не с вами и против вас. До свиданья!
Он двинулся, не глядя на нас, к выходу. Серго стал в дверях, расставил широко руки. Мы окружили Ленина, нестройно и наперебой начали уговаривать его остаться. Ещё не поздно, недоразумения можно уладить, нельзя срывать конференцию и т. д. Ленин слушал, полузакрыв веками глаза, как бы утомлённый. Мы оттеснили его к столу. Он снова сел на прежнее место, снял котелок, пригладил ладонями обеих рук венчик рыжеватых волос на голове, крепко потёр пальцем возле левого уха, сощурился, обвёл нас хитрым, мимолётным взглядом и вдруг, заразительно и весело улыбнувшись — отчего всё его лицо сразу осветилось, сделалось открытым и близким, сказал наставительно и примирительно:
— Эх вы, горе-объединители… Ну, что же, будем вместе расхлёбывать вашу похлёбку. — Он изложил свои взгляды на конференцию и её задачи. Сейчас во что бы то ни стало, немедленно надо создать большевистский, вполне работоспособный центральный комитет, прочно связанный с группами и организациями на местах. Надо положить конец организационному разброду. Мы накануне нового революционного подъёма. Без крепкого центра мы не можем овладеть движением, не овладеем им. В этом главная особенность момента. Ликвидаторы и кто не даёт им решительного отпора до сих пор срывали, срывают и будут срывать наши попытки создать нелегальный центр. За рубежом большевики неоднократно старались, пытались, стремились договориться с разными группами: дело оказалось безнадёжным. Но путь сговора давно уже испробован. Промежуточные течения будут только тянуть на конференции в организационное болото, в ликвидаторское болото.
У Ленина была привычка повторять иногда конец фразы. Кроме того, он и в статьях, и в речах, и в разговоре любил кряду употреблять несколько глагольных и прилагательных форм. Это усиливало убедительность, силу, выразительность и без того энергичной его манеры говорить и писать. Заметив, что мы не возражаем ему, Ленин как бы забыл о недавней размолвке, он уже шутил, расспрашивал о переправах через границу, справлялся о состоянии организаций, наклонялся к одному, следил взглядом за другим, неожиданно оглядывался и обращался к третьему, вставлял в разговоры замечания, иногда его глаза быстро скользили по всей группе собравшихся, точно он пересчитывал их мысленно или хотел убедиться, не ушёл ли кто-нибудь, он приставлял к уху ладонь, сложив её горсточкой, слушал, совещался, качал головой, выражал сочувствие, хитро помалкивал, будто что-то прикидывал и взвешивал в уме, задумывался, негромко похохатывал.
Внутренняя смена и движение его мыслей и чувств находили быстрое и отчётливое внешнее выражение в жестах, в глазах, в игре мускулов лица. Поражало также его обращение: он никогда, хотя бы и невзначай, не давал собеседнику почувствовать своё превосходство, он целиком отдавался беседе, сосредоточенно и внимательно слушая, выпытывая и узнавая нужное. Он как бы говорил: да, да, всё, о чём вы рассказываете, очень поучительно, серьёзно, важно и интересно, — впрочем, иногда он закрывал глаза, будто от крайнего утомления, и этих моментов, очень непродолжительных, казалось, было довольно для того, чтобы восстановить силы и чтоб снова находиться в непрерывном действии.
В тот вечер мы дружно проводили Ленина до гостиницы: так закончилась наша непродолжительная ссора. И позже, после Октября, наблюдая, как иногда Ленин бывал недоволен, сердился, выговаривал, я замечал, что такие случаи чаще всего разрешались шуткой, обменом мнений, деловым разговором, после которого совсем забывалось недавнее столкновение, хотя он отнюдь не был уступчив и покладист.
К началу конференции получились ответы на наши письма. Плеханов в изысканных выражениях холодно благодарил за приглашение, но заявил, что он с сожалением должен отказаться от участия в конференции: она созывается только Лениным и его сторонниками, она неполноправна и неправомочна разрешать вопросы общего социал-демократического движения в России.
В таком же приблизительно духе ответили нам и остальные группы. В центральном органе меньшевики напечатали злобную статью, где нас, собравшихся делегатов, окрестили самозванцами и «ленинскими молодцами». По поводу этих ответов Ленин за общим обедом, собрав лукавые морщинки вокруг левого глаза, промолвил:
— А пожалуй, это даже неплохо в конце концов, что вы послали пригласительные письма, а наши противники отказались иметь с нами дело. Выходит, мы — за объединение, они — за раскол. — Подумав, прибавил: — Всё же лучше, что никто из приглашённых не приехал: наделали бы они нам хлопот.
Когда мы после обеда вышли на улицу, Серго с восхищением сказал: «Вот бестия!» — и оглушительно крякнул по-кавказски.
В числе делегатов находился один товарищ, пролетарий, преданный работник, однако столь словоохотливый, что его сожители на другой, на третий день сбегали от него, совершенно изнурённые и оглушённые. Ленин решил провести несколько дней с кем-нибудь из делегатов. Кому-то из нас пришла в голову мысль в шутку свести его со словоохотливым делегатом. Мы были уверены, что Ленин не выдержит и через сутки его покинет. Мы исподтишка следили за Лениным. Переглядываясь и перемигиваясь, спрашивали при встречах, как он себя чувствует, живя с говоруном. — «Превосходно, — отвечал Ленин, — мой сожитель — отличный товарищ. Я от него услышал много нового. Мы часто гуляем вместе». — «А он не мешает вам заниматься?» — «Нет, что же: я нахожу для занятий достаточно времени». — Насколько помнится, Ленин прожил с ним около недели.
С особой настойчивостью Ленин ухаживал за Яном. Ян деятельно переписывался с Плехановым и объявил себя его сторонником, правда, с оговорками. Он был против ликвидаторов, но находил, что наша конференция созывается в очень узком составе, предлагал считать её совещательной. Узнав об этих настроениях Яна, Ленин вёл с ним продолжительные беседы, а меня подстрекал «напирать» на Яна и его «обрабатывать». «Я навёл справки о нём, — шептал Ленин заговорщицки в углу, — он пользуется доверием екатеринославских рабочих, у него есть также связи с Баку. И, кроме того, он образованный пролетарий: таких нам упускать нельзя». Ян, однако, увещаниям не поддавался.
