капли пота.
– Куда попал?
– В плечо.
– Пустяк, – говорю, хотя сам знаю, что это такое – пуля в плече. – Давай-ка, капитан, помогай мне. Сползаем вниз в укрытие, ближе к канаве. Там и перевяжемся, и передохнем.
Ползти трудно. Я его то подталкиваю, то подтягиваю. А над нашими головами с завидной настойчивостью рикошетят пули. Видимо, снайпер рассчитывает на то, что где-то мы не выдержим и вынырнем из мертвого пространства. Я это понимаю.
– Ты ползи, – говорю я Курилову, – как только можешь площе, совсем по-пластунски и никак не подымайся. А под горой уже совсем безопасно!
Наконец-то мы в канаве. Финским ножом вспарываю гимнастерку.
– Что там? – спрашивает Курилов.
– Самое важное – не разрывная и навылет. А вот задета кость или нет, сказать не могу. Терпи, капитан, бинтовать буду.
Только приложил индивидуальный пакет к ране и сделал несколько витков, как из-за поворота выскочила машина, полная солдат, и на полной скорости устремилась к мосту.
Бросив бинты, я ринулся наперерез машине, пока она еще не попала в зону обстрела. Увидев меня, шофер резко затормозил, машина остановилась.
– Ты что, сдурел? – заорал на меня лейтенант, высовываясь из кабины.
– А ты куда прешь, болван, не видишь, что перед тобою? – кричу я ему. – Посмотри: сколько там уже лежит. В их компанию захотел?!
Лейтенант выскочил из кабины:
– Откуда бьет?
– А черт его знает, – огрызнулся я и пошел бинтовать Курилова. – Ты лежи тут, – говорю я капитану, – а я схожу за машиной.
Найдя командира полка, я доложил ему о случившемся. Выслушав меня, Шаблий сказал:
– За крепостью одного из наших солдат пулеметной очередью срезало. Я отдал приказ: никому никуда не отлучаться. А ты бери машину санчасти и вывози Курилова.
Приехав на место, я увидел, что убитых уже подобрали. Но на вопрос: «Ликвидирован ли снайпер?» – Курилов мне не ответил. У него началась явная лихорадка, и порой казалось, что он бредит. Санитары положили его на носилки, и машина отправилась прямо в госпиталь.
Я уже собирался в разведку пути окольной дороги в обход залива, как пришел приказ командующего артиллерией армии генерала Михалкина: «534-му армейскому минометному полку выйти в резерв армии с размещением в районе населенного пункта Куппаниескотти».
Этим приказом завершается наш десятидневный боевой путь на Выборг. И можно надеяться, что наконец-то нам удастся хоть немного отдохнуть и отоспаться, вымыться в бане, собраться с мыслями и написать письма домой. Там, вероятно, уж и не знают, что думать. Не писал я более недели.
Время шло к вечеру. Полк идет походной колонной на юго-восток, имея целью своего пути район леса южнее населенного пункта Куппаниескотти. Я еду в головной машине. Достав из сумки чернильный карандаш, пытаюсь писать письмо своей матери. Панченко, крутя баранку, изредка поглядывает на меня и понимающе подмигивает. О чем же писать? «Противник бежит так, что мы едва поспеваем за ним на машинах. По дороге финны бросают вещевые мешки, шинели и убитых». Перечитав написанное, я сам удивился той чуши, которую сообщал своей матери. Ну а что я ей мог написать еще?! Она бы все равно меня не поняла. И я оставил все, как есть. Добавив только, что нас отводят в резерв, а это место вполне безопасное. Оторвавшись от письма, сверяюсь с картой. Мы едем по Выборгскому шоссе, пересекаем линию Приморской железной дороги, справа хутор Лиматта, развилка дорог и поворот влево, пересекаем железную дорогу Ленинград – Выборг, а через два километра пункт нашей дислокации.
Дивизионы размещаются лагерным порядком, люди приходят в себя от суматохи и нервного перенапряжения. Повара готовят сытный ужин. А радисты ловят сообщение о том, что приказом Верховного главнокомандующего нашему полку присвоено наименование «Выборгский».
22 июня. Проснулся поздно. Надо же, ночь спал в белье под одеялом, ноги не томились в сапогах, а тяжелая револьверная кобура не оттягивала пояса. С улицы тянет странной, непривычной тишиной, и лишь изредка слышится смех солдат и отдельные нелепые выкрики, свидетельствующие о веселом расположении духа.
– Что там? – спросил я у Середина.
– Бани на озере топят, а ребятня так на озере купается.
Бани топят – это хорошо. Мыться будем: смоем, наконец, заскорузлый пот боевых десяти дней. Одевшись, я вышел на улицу. Вода в озере Меттон-ярви синяя-синяя, прозрачная, глубокая и холодная. Но солдаты купаются в ней, стирают белье, гимнастерки, портянки. День выдался солнечный, но облачный и ветреный. Воздух чистый, напоенный ароматом трав и запахами леса, а дали ясные и густые по цвету. Когда же скрывается солнце и наползают глухие, черные тени, становится угрюмо и холодно. И все-таки, несмотря на угрюмую суровость пейзажа, на душе тепло и отрадно. И кажется, что основные трудности где-то уже позади.
Около полудня приехали какие-то люди из политотдела армии со странной просьбой выделить для киносъемок несколько солдат и офицера. И Шаблий не нашел ничего лучшего, как послать меня в сопровождении нескольких разведчиков.
– Ничего, ничего, – сказал он, смеясь, – тебе все равно делать нечего, дети у тебя не плачут, забот о подразделении у тебя нет. Так что давай езжай, проветрись, людей посмотри, себя покажи.
В Выборге съемочная группа военной кинохроники снимает эпизод «штурма города». На одной из площадей городской окраины стоит танк на фоне горящего здания. Как потом выяснилось, дом этот специально облили горючей смесью и подожгли. По ходу дела солдаты должны бежать мимо танка, по диагонали площади в направлении горящего дома. Режиссер в военной форме распоряжался съемками. Я встал в стороне и наблюдал – бегать вместе с солдатами я отказался наотрез. Режиссер скептически окинул меня взглядом, отвернулся и более не обращал на меня никакого внимания. На его гимнастерке поблескивали серебром и рубиновой эмалью два ордена Красной Звезды и орден Отечественной войны.
20 июня 1979 года на юбилейной встрече ветеранов войны в Выборге нам показывали фильм «Бои на Карельском перешейке». И я увидел среди отснятого материала эпизод с горящим домом и бегущими мимо танка нашими солдатами. Мне стало смешно. А люди, смотревшие этот фильм, все принимали за чистую монету.
23 июня. Сразу же после завтрака Шаблий вызвал меня к себе в автобус:
– Поедешь со мной к Михалкину. Захвати все нужные бумаги. Готов будь через двадцать минут.
Сложилось так, что из всех адъютантов штаба полка я остался один. Коваленко временно на дивизионе. Авенир Герасимов что-то там выколачивает в тылах армии. Собрав с помощью Сереги Попова нужные документы в одну папку и переодевшись в выходной костюм, я был готов для явки к начальству. Володька Колодов, доверенный шофер
