В начале декабря они прибыли в город Дунфын, что в китайской провинции Гирин. Через несколько дней туда прибыл и эшелон с самолетами. Тогда же в Дунфыне появился Кожедуб. Он сразу поставил дивизии следующие задачи:
1. Собрать и облетать самолеты, пристрелять оружие, проверить пилотажное и навигационное оборудование;
2. Изучить район полетов;
3. Приготовиться к обучению полетам и боевой работе на МиГ-15 шестидесяти корейских летчиков;
4. Изучить летно-тактические данные самолетов противника, их тактику действий;
5. Подготовить летчиков к боевым действиям днем, в составе полков нести боевое дежурство в готовности № 2 одним звеном МиГ-15.
За три с небольшим месяца летчики дивизии налетали на «мигах» по 40–55 часов. Проводились полеты на боевую слетанность в плотных и боевых порядках пары, звена, эскадрильи, а также учебные воздушные бои и стрельбы из фотокинопулемета (ФКП) по маневрирующей воздушной цели на дальностях 150–200 метров. Особое внимание было уделено преодолению критических ситуаций (валежка, штопор, сваливание). Говоря официальным языком отчетов: «Все летчики дивизии были подготовлены и летали по 2-му классу. 30 % летчиков соответствовало требованиям 1-го класса ».
Что касается подготовки китайских и корейских летчиков, Иван Никитович отзывался о них так: «Вначале это было страшно. Они же строя не могли держать. Быстро нашли причину. Питание китайских летчиков было очень бедным. Что там? Горсточка риса, кусочки моркови. Но недели за три их откормили — и дело пошло на лад. Хотя, по сравнению с нашими, они были намного слабее ».
Кожедуб как мог разнообразил тренировочные вылеты. Нередко и сам вступал в учебный воздушный бои с летчиками своей дивизии. Причем отнюдь не всегда победа доставалась прославленному асу, но, как настоящий боец, он был далек от обиды — скорее рад за «условного противника». Тогда же Иван Никитович ввел правило детально разбирать полеты и учебные бои, делая выводы, исправляя ошибки, отрабатывая «фирменные» приемы…
1 апреля 1951 года полки 324-й иад перебазировались с аэродрома Аншинь на аэродром Аньдун, находившийся в непосредственной близости от китайско-корейской границы. Здесь Кожедуб сформулировал новую боевую задачу:
1) Прикрыть от ударов с воздуха гидроэлектростанции на реке Ялуцзян;
2) Прикрыть железнодорожный мост через реку Ялуцзян;
3) Осуществить прикрытие главных дорог снабжения китайских добровольцев и войск КНДР в междуречье Ялуцзян и Ансю.
До дивизии Кожедуба на аэродроме Аньдун базировалась 151-я иад , успешно воевавшая против американцев с ноября прошлого года и накопившая богатый боевой опыт. Однако, по воспоминаниям кожедубовцев, как только они приземлились в Аньдуне, «экипажи 151-й авиадивизии срочно покинули аэродром»[18].
Столь поспешная замена, как и поспешный развод убывающих и прибывающих полков, были очевидной ошибкой и командования корпусом, и вышестоящих командиров. Именно эта поспешность стала причиной относительно высоких потерь вновь прибывших летчиков в первых боях. Удивительно, но, как и в начале Великой Отечественной войны, преемственность боевой работы в Корее фактически отсутствовала или сводилась на уровень случайного личного общения между пилотами. Боевой опыт, достижения и ошибки редко обобщались на уровне эскадрилий, еще реже на уровне полков. Тактические приемы, хитрости и промахи, стоившие большой крови, зачастую даже не были известны личному составу — что уж говорит об их анализе и творческой переработке.
Но если в ходе Отечественной войны, в лучших полках и дивизиях, эти недостатки были устранены: прежде чем бросать в бой, молодежи давали возможность облетать машины, опробовать оружие, постепенно втянуться в боевую работу; новичков посылали на опасные задания в составе опытных групп, предупреждая о тактических ухищрениях противника; боевой опыт пропагандировался и в печати (в «Красной звезде», «Сталинском соколе», газетах воздушных армий), и на армейских совещаниях и конференциях, — то в Корее все эти уроки были преданы забвению, а прежние ошибки повторялись снова и снова. Приходится признать, что отсутствие преемственности в боевой работе, пагубная «разорванность» боевого опыта имели здесь место до самого конца боевых действий, что, конечно же, снижало уровень боеготовности частей и приводило к неоправданным потерям.
Винить в этом следует прежде всего режим секретности, покрывавший корейскую командировку, — свободно говорить о боях в Корее наши летчики могли только в общежитиях, столовых и на полянах боевых аэродромов. Насколько недостаточной была информированность в войсках даже на высоком уровне, насколько велик информационный голод, — можно судить хотя бы по такому свидетельству ветерана, вернувшегося с Корейской войны: «Александр Иванович [19] поселил меня в своем номере гостиницы и каждый вечер, после ужина, мы засиживались с ним заполночь. У нас с ним шли разговоры о воздушных боях в Корее… Его интересовало буквально все, что там происходило. Начиная от взлета и кончая посадкой, как осуществлялось наведение и поиск, какие строили боевые порядки при поиске и в бою, как маневрировали в группах, как стреляли, какими очередями, с какой дистанции и т. д.[20]
Если уж сам Покрышкин мог получить необходимую информацию о боевых действиях в Корее только из личных бесед с их участником, — что уж говорить о рядовых летчиках! И о каком обмене опытом могла идти речь, если у тех же кожедубовцев, прибывших в Китай на смену 151-й иад , не было и пары часов на общение с предшественниками — тех сразу же, «срочно» (!), отправили на Родину.
Не удивительно, что половину всех своих корейских потерь дивизия Кожедуба понесла в первую же неделю боев.
Свой первый боевой вылет летчики 324-й иад совершил 2 апреля 1951 года на перехват разведчика РБ-45, прикрытого десяткой «Сейбров», — однако достать противника, шедшего на высоте около 13000 метров, наши истребители не смогли.
На следующий день произошло несколько боестолкновений, и дивизия понесла первые потери. В результате атаки пары «Тандерджетов» был сбит и погиб гвардии ст. лейтенант П.Д. Никитченко. Позднее в боях были повреждены самолеты ст. лейтенантов Рейтаровского и Вердыша — «миги» разбились при посадке, Рейтаровский получил легкое ранение, Вердыш остался невредим.
Кожедуб негодовал — пунцовый от злости, он громко возмущался действиями Шеберстова, Геся, Васько — ведущих групп, допустивших потери. «Что-то, Саша, ты совсем ослаб , — пенял он своему соратнику Герою Советского Союза А.Ф. Васько, — или без Виктора не видишь ничего? »[21]
