48
Предок герцога был посланником в России при Павле и Александре I и женился на княжне Вяземской.
Необходимо отметить, что после окончательного переезда Горького из Сорренто в Москву, в 1933 году, Госиздат несколько ослабил связывающие Горького условия касательно переводов на иностранные языки: некоторые книги его выходили параллельно – в Foreign Languages Publishing House при Госиздате и в частных издательствах Европы и США. Иногда Госиздат опережал заграничные переводы, иногда запаздывал. Так, например, английский перевод «Дела Артамоновых» вышел в Москве в 1952 году, а в Нью-Йорке в 1948. Качество переводов Госиздата было всегда, без исключения, ниже переводов заграничных издательств.
Этот журнал начал выходить в 1923 году и в 1924-м закончил свое существование. В редакционную коллегию его входили Е. И. Замятин, К. И. Чуковский, А. Н. Тихонов и Абрам Эфрос. В своих воспоминаниях Ходасевич пишет: «В конце 1924 г., по выходе четвертой книжки, „Русский Современник"был закрыт, а Тихонов, главный редактор и личный друг Горького, арестован. Когда я уезжал из Сорренто, Тихонов, несмотря на все интервенции Горького, все еще не был освобожден, причем Горький мне говорил: что „Русский Современник" – только придирка, на самом же деле Зиновьев держит Тихонова в тюрьме по другой причине: предполагает, что у Тихонова где-то спрятаны письма Ленина к Горькому, и хочет эти письма из Тихонова „выжать"».
«Политический Красный крест» сначала назывался «Польский Красный крест»: он был организован вскоре после Октябрьской революции для репатриации поляков на родину, когда после Версальской конференции Польша стала самостоятельной. Когда все поляки были выдворены, репатриация закончилась, и Ек. П., с разрешения начальника ВЧК, стала заниматься судьбой политических заключенных. Ей несомненно удалось облегчить участь десятка (из десятков тысяч) арестованных в «красном терроре».
В это же самое время, в разгар романа Локкарта с леди Росслин, Гарольд Никольсон писал ему в дружеском письме: «Чтобы утвердить Вас в любви к Вам Макса (Бивербрука, который жаловался Никольсону, что Локкарт пьет и развратничает), я сказал ему, что вовсе нет, что Вы просто разрываетесь в своей дружбе с различными женщинами одновременно».
Локкарт ошибся: от Амбер Ривз у Уэллса была дочь.
Сколько воспоминаний! Сколько сожалений! (фр.)
Превосходная биография Уэллса, написанная Норманом и Джаннет Маккензи (Нью-Йорк, 1973), содержит в себе ошибочные даты поездок Горького в Советский Союз. В первый раз после 1921 года он поехал туда не в 1927 году, а весной 1928 года, затем были поездки в 1929, 1931 и 1932 году и окончательный отъезд туда в 1933 года. В 1930 году Горький в Россию не ездил из-за болезни и провел весь год в Сорренто.
Приблизительно в это же время Моэм однажды спросил Муру, когда был с ней вдвоем: как она может любить этого совершенно изношенного, толстопузого Писателя? И Мура ответила ему: «Он пахнет медом» (Тед Морган. «Моэм», биография. Стр. 382).
Джон Б. С. Халдэн, автор «Биологии животных», «Науки и этики» и других книг.
Н. М. Шверник был главой советской делегации на Конгрессе. Он был первым секретарем ВЦСПС в 1930—1944 гг., позже – первым заместителем председателя Президиума Верховного Совета.
сотрудника Пушкинского дома, друга Дидерихсов и брата известного драматурга Юрия Беляева, автора «Псиши»
На мое письмо она ответила мне длинным письмом, которое я частью процитирую здесь: «До осени этого года не было случая, чтобы Ек. Павл. не предупредила нас, что она тут, за границей. Год от года мы с мужем, хорошо ее знающие, стали замечать, что в ее настроении есть что-то ненормальное. Осенью она написала мне письмо, в котором сообщала, что „депрессия душевная" не прошла от пребывания за границей. Это мы и сами увидели, она перепутала все дела, с которыми сама же к нам и обратилась. Б декабре к нам в Прагу приезжала наша с Е. П. общая приятельница… которая подтвердила, что после смерти Максима Е. П. не в себе… „Депрессию" вызвало еще и исключительно подлое поведение Мак. Горького во время похорон Максима…» (Прага, Хребенка, 1258. 27 мая 1935).
«18 июня 1936 не стало Горького. Его убили враги народа из правотроцкистской организации, агенты империалистов, против к-рых он мужественно боролся. Несколько ранее, в 1934, ими же был умерщвлен М. А. Пешков, сын Г. В дни болезни Г. читал опубликованный на страницах «Правды» проект новой сталинской конституции, к-рая отразила итоги борьбы и побед советского народа. Глубоко взволнованный, Г. по прочтении сказал: „В нашей стране даже камни поют"». Большая Советская Энциклопедия. 2-е изд. Том 12. М., 1952. Стр. 259.
Николаевский, как всегда, прекрасно помнил факты, но детали за тридцать лет не удержались в его памяти: мы знаем, что она не была родственницей посла Бенкендорфа, что ее звали Мура, а не Маша, что у Петерса в его рассказе о «заговоре Локкарта» («Пролетарская революция» 1924 года) о Муре говорится в одном абзаце, – он приведен мною в части III этой книги, в примечании к стр. 148. И, как МЫ увидим, она приезжала в Москву не в апреле а в июне.
Вместе с архивом она передала, видимо, также и свои «записки» – мы не можем угадать, что они собой представляли: было ли в них две страницы или двадцать и в какое время они были написаны. Они упоминаются только один раз в Поли. собр. соч. Горького, том 18. Москва, 1973. Стр. 546. Она позже, в 1938 году, без всякой причины переслала в Москву несколько разрозненных писем Горького к Уэллсу.
Жан Хейенрот, автор книги «С Троцким в изгнании» (Гарвардский университет, 1978), считает, что Нат. Ив. ошибается и что пожар случился в марте 1932 года.
Голсуорси умер в 1933 году, и Уэллс был выбран председателем.
Это письмо было в свое время помещено целиком в журнале А. Ф. Керенского «Новая Россия», № 71, 1 октября 1939 года и, насколько удалось установить, было перепечатано один раз («Материалы Самиздата», 1972).
Есть одно свидетельство, проливающее свет на причину отношения И. И. Фондаминского-Бунакова к вдове советского дипломата, и особенно – к его маленькой дочери. В. М. Зензинов, товарищ по партии эсеров и близкий друг Бунакова и его жены, в некрологе Бунакова («Новый журнал», кн. 18) пишет: «После разгона Учредительного собрания большевиками, Фондаминский, как многие другие, должен был перейти на нелегальное положение – сначала в Петербурге, затем – в Москве и, наконец, на Волге, в Костромской губернии, где он вынужден был скрываться и где лишь странная случайность спасла его от ареста и немедленной расправы: узнавший его Ф. Раскольников, большевистский комиссар по морским делам, явившийся с обыском на пароход, на котором ехал Фондаминский, проявил не то слабость, не то неожиданное мягкосердечие и, взглянув на него, прошел мимо». В том, что Раскольников узнал Бунакова, сомнений быть не может: во Временном правительстве Бунаков занимал пост комиссара Черноморского флота. Будущий «покоритель Казани», герой гражданской войны (Юденич и Колчак) и советский дипломат был, как известно, комиссаром Балтфлота. Но является сомнение: был ли он той породы большевиков, из которой в 1920-х гг., по слову поэта, можно было Делать гвозди? И невольно возникает вопрос: не сказал ли в свое время Раскольников своей жене, что, если с ним что-нибудь случится, она может обратиться за защитой к эмигранту Фондаминскому? Ведь прежде, чем его вызвать в полицию, начальник Сюрте Женераль несомненно спросил Раскольникову, не знает ли она кого-нибудь в Париже, кто бы мог за нее поручиться.
