Не прошло трех недель после описанного сновидения, как Василий Львович Пушкин отошел в вечность, именно в среду 20 августа 1830 года»[642].
В этот день, 20 августа, у постели умирающего были А. С. Пушкин, П. А. Вяземский и всё семейство Сонцовых. В третьем часу пополудни всё было кончено. В восемь часов вечера П. А. Вяземский писал из Москвы жене в Остафьево:
«Не на радость приехал я в Москву. Я приехал быть свидетелем кончины бедного Василия Львовича. Он умер сегодня в два часа с чем-то, в самое то время, как читали ему молитвы и соборовали его маслом. Со вчерашнего дня он был уже очень плох. Я приехал к нему сегодня часов в одиннадцать. Он имел смертную хрипоту, лицо было бесстрадательно и бесчувственно, но он был еще в памяти и узнал меня, но равнодушно. На вопрос Анны Николаевны: рад ли он меня видеть, отвечал он слабо, но довольно внятно: очень рад. Едва ли это были не последние слова его. За час до смерти протянул он мне руку свою, уже холодную, но в лице не было ни малейшего выражения. Вообще смерть его была очень тиха. Пушкин (Александр. — Н. М.) был тут во все время, благопристоен и тронут. Жалки, очень жалки Анна Николаевна и Маргарита. Дай Бог нам устроить как-нибудь их будущее. Ты за меня не беспокойся. Нервы мои были сегодня благоразумны. В субботу погребение. Следовательно, прежде субботы вечером никак быть не могу»[643].
На следующий день, 21 августа, А. Я. Булгаков писал из Москвы в Петербург брату К. Я. Булгакову:
«Пожалей о бедном В. Л. Пушкине, он скончался вчера у Вяземского и племянника-поэта на руках, после двухдневной болезни: паралич в мозгу. Однако же он Вяземского узнал и подал ему руку. Добрый был человек! Что говорил о пеночках, горлицах и ручейках, умрет с ним; но его Сосед Буянов останется памятником дарований его стихотворных.
Оставил он детей побочных, только не знаю, успел ли он что сделать для них»[644].
В августе П. А. Вяземский писал В. А. Жуковскому в Петербург:
«Бедный наш Василий Львович! Он умер при мне. Последними словами его племяннику Александру, накануне смерти были: „Как скучен Катенин“, которого он перед тем читал в Литературной газете. Это славно: это значит умереть под ружьем. Что-то мы скажем с тобой в смертный час?»[645]
А. С. Пушкин взял на себя хлопоты и расходы по похоронам дяди. Только за могилу на кладбище Донского монастыря ему пришлось заплатить 620 рублей. Вместе с братом A. С. Пушкин рассылал траурные билеты:
«Александр Сергеевич и Лев Сергеевич Пушкины с душевным прискорбием извещают о кончине дяди своего Василия Львовича Пушкина, последовавшей сего Августа 20 дня в два часа пополудни; и покорнейше просят пожаловать на вынос и отпевание тела, сего Августа 23 дня в приходе Св. Великомученика Никиты, что в Старой Басманной в 10 часов утра; а погребение тела будет в Донском монастыре»[646].
25 августа, уже после похорон, П. А. Вяземский сделал запись в своей записной книжке, где еще раз рассказал о кончине Василия Львовича, и в этом рассказе, в отличие от его письма Вере Федоровне, написанном 20 августа в самый день смерти B. Л. Пушкина, появились некоторые новые подробности, которые Петр Андреевич хотел сохранить в памяти:
«Испустил он дух спокойно и безболезненно, во время чтения молитвы при соборовании маслом. Обряда не кончили, помазали только два раза.
Накануне был уже он совсем изнемогающий, но, увидев Александра, племянника, сказал ему: „Как скучен Катенин!“ Перед этим читал он его в Литературной Газете. Пушкин говорит, что он при этих словах и вышел из комнаты, чтобы дать дяде умереть исторически. Пушкин был, однако же, очень тронут этим зрелищем и во все время вел себя как нельзя приличнее. На погребении его была депутация всей литературы, всех школ, всех партий: Полевые, Шаликов, Погодин, Языков, Дмитриев и Лже-Дмитриев (М. А. Дмитриев. — Н. М.), Снегирев. Никиты Мученика протопоп в надгробном слове упомянул о занятиях его по словесности и вообще говорил просто, но пристойно»[647].
А. С. Пушкин позаботился о том, чтобы Прасковья Александровна Осипова подготовила Сергея Львовича, который вместе с Надеждой Осиповной и Ольгой Сергеевной жил в Михайловском, к известию о кончине его брата и друга и его здоровье и ослабленные нервы не очень пострадали. Сам Александр вместе со Львом шел за гробом дяди и был очень мрачен — в небытие уходила счастливая пора его жизни — его московское детство и лицейская юность, лучшие годы, согретые любовью и заботой дяди.
В Донском монастыре были похоронены родные Василия Львовича — его отец и мать, сестра Анна. В Донском монастыре в торжественном покое лежали в могилах собратья по перу — В. И. Майков, А. П. Сумароков, М. М. Херасков… В. Л. Пушкина похоронили рядом с сестрой. Над его могилой воздвигли гранитный памятник. В надписях на памятнике сказано:
«Под сим камнем погребено тело Коллежского Асессора Василия Львовича Пушкина, скончавшегося 1830 года Августа 20 дня, жития его было 63 года и пять месяцев.
Душа его теперь покойна и радостна, ибо получив отпущение вины своей, освобождение от наказания и владычества греха. Псал. CXIV. 7 и 8. CXIV. 7. Римл. М».
Ошибка в надписи: жития ему было не 63, а 64 года.
«Литературная газета», «Московские ведомости», «Дамский журнал», «Галатея» напечатали некрологи. Музы оплакивали смерть стихотворца, друзья — кончину доброго друга, гостеприимного хозяина, веселого собеседника. Конечно, был не забыт «Опасный сосед»: «…превосходное творение нашего Поэта: это Опасный сосед, стихотворение нигде не напечатанное, а всем известное, получившее народность. Опасный сосед неподражаем: это Гогартов оригинал, с которого снять копию невозможно!»[648]
И о благодетельном влиянии поэта-дяди на поэта-племянника было сказано:
«…сам родной его племянник именитый А. С. Пушкин первыми поощрениями и одобрениями в занятиях словесностью исключительно обязан доброму и благородному своему дяде. Когда еще никто не знал Александра Сергеевича и когда первые опыты его поэзии начали только появляться в Российском Музеуме, журнале, издаваемом тогда В. В. Измайловым, поэт наш говаривал нам неоднократно: посмотрите что будет из Александра!..»[649]
Вот и всё? Нет…
Спустя год после смерти Василия Львовича А. С. Пушкин писал П. А. Вяземскому из Царского Села:
«20 августа, день смерти Василия Львовича, здешние Арзамасцы поминали своего старосту вотрушками, в кои воткнуто было по лавровому листу. Светлана произнесла надгробное слово, в коем с особенным чувством вспоминала она обряд принятия его в Арзамас» (XIV, 217).
