У всех дверей рейхсканцелярии уже была выставлена охрана.
- Не ведено никого пускать, - сказал солдат, прохаживаясь перед дверью. Он отличался от разведчиков новенькой формой, был начищен, наглажен, сапоги блестели.
- Ты откуда такой бравый будешь? - полюбопытствовал Саша, разглядывая солдата.
- Мы комендатура. Подчиняемся только коменданту Берлина генералу Берзарину,- гордо сказал он.
- О! Так генерал Берзарин одно время нашей армией командовал! обрадовался Саша.
- Вот иди к нему, может, по знакомству разрешит тебя допустить, весело посоветовал часовой.
Разведчики пошли вдоль здания. Просить разрешения они, конечно, не собирались, надеясь найти какой-нибудь пролом в стене или окно с высаженной решеткой. Под ногами хрустели битое стекло, штукатурка.
Прилегающий к зданию двор был завален ветвями деревьев, срезанными снарядами, изрыт воронками. Летали какие-то наполовину обгоревшие бумаги, у ограды торчали из земли короткие головешки.
Возле двери, которая была видна из дома, где недавно сидела группа Ромашкина, стоял другой солдат - такой же начищенный, в новом обмундировании. Завидев приближающихся бойцов, он взял метлу и стал подметать площадку у двери. Василий удивился: чего это он? Но, подойдя ближе, понял - ему приятно показать, какой мусор он выметает: под метлой позвякивали, переливаясь серебристым блеском и черным лаком, немецкие награды - Железные кресты. Видно, высыпались из ящиков, которые валялись недалеко от входа.
- Послушай, друг, - обратился Ромашкин к солдату, все еще разглядывая кресты на земле. - Мы - разведчики, были здесь, когда фашисты занимали эти бункера. Нам бы хотелось посмотреть, что там к чему; мы ничего брать не будем, только посмотрим.
- Ну, ежели в таких смыслах, то пожалуйста, товарищ капитан, дозволяю! - ответил боец, а Ромашкин тут же узнал его.
- Бирюков?! Живой!..
- Как видите, целый!
- Ну, здравствуй!
- Здравия желаю, товарищ капитан!
- Ребята, это мой боец, мы с ним под Москвой стояли! - пояснил Василий своим разведчикам.
- Точно, стояли! - подтвердил Бирюков. - Я ведь все помню, товарищ капитан. Как вы меня попрекали. Как медведем называли. Вот глядите, стало быть, я стрелять лучше немца умею, ежели в Берлин его загнал! Теперь, стало быть, он не оправится, тут уж в тех самых полных смыслах, как водится!
- Дорогой ты мой, я так рад тебя видеть! Ты же мой первый солдат! Такую войну прошел и выжил! А где другие братья славяне - Оплеткин, Кружилин?
- Не знаю, товарищ капитан. Меня ведь вслед за вами чесануло. Танки опять утром пошли, один я изжарил. А другой прямо по мне из пулемета саданул. Считай, пополам перестрочил, как на швейной машинке. Пять пуль влепил, зараза! Но я живучий. Выдюжил. А в полк свой после госпиталя не попал. Хотел, конечно, да не пришлось. Далеко ушла война, покуда я лечился. Никто не знал, где наш полк. А насчет бункеров этих, товарищ капитан, вы сейчас идите и вертайтесь, пока моя смена придет. Только осторожно - там темно, побитые фрицы еще не все убраны, да по сторонам глядите, может, в какой комнатенке еще и живые хоронятся.
- А про Гитлера слыхал? - спросил Ромашкин.
- Да что слыхал: сначала он травился, но яд его не берет - сам хуже яда, потом застрелился. А после вот в этой самой воронке вместе с его бабой и любимой собакой сожгли и землей притрусили. - Бирюков показал на одну из воронок недалеко от дверей.
- Так мы все это в окно видели! - воскликнул Вовка. - Неужели это был Гитлер?
- Тут многих жгли,- и Геббельса, и его жену, и бумаги всякие, солидно пояснил Бирюков.
- А ты откуда знаешь? - спросил Саша.
- Комиссии разные обследуют. Огарки от Гитлера, когда их вытянули из той ямы. Я даже в акте расписывался как свидетель: видел, значит, что и где найдено, и подтвердил.
- Точно определили, что сам Гитлер сгорел?
- Сперва сомневались. А потом дошли до точности. Девушка тут одна в той комиссии, младший лейтенант, хорошенькая такая, ладненькая, сказывала: теперь уж точно установлено - Гитлер сгорел и еще Ева Браун.
- А как установили-то? От них вроде бы жарковье для собак осталось, допытывался Вовка.
Бирюков помедлил и, наслаждаясь своей осведомленностью, сказал:
- Нашли способ! По зубам! Тут его медицинская книжка была, а в ней записано, в каком зубе какая пломба вставлена. Все и совпало.
- Что же, зубы ему выдирали?
- Нет. Такое, как водится, при комиссии где-то там в госпитале сличали. А мы только разговор об этом слышали.
- Ну, ладно, пошли, братцы, а то сменят Бирюкова, нас назад не выпустят. Ты сколько еще продежуришь?
- Час простою, не больше.
Разведчики открыли тяжелую дверь и вошли в мрачный серый вестибюль. На полу валялись обломки потолка и огромная разбитая люстра. По широкой лестнице пошли вниз. Чем ниже, тем гуще спертый сырой воздух с запахом гнили и разлагающихся трупов. Внизу было темно, пришлось подсвечивать фонариками. От лестницы уходил вдаль длинный коридор, справа и слева двери
- открытые, закрытые, полусорванные. Под ногами лужи, бумаги, битое стекло.
Ромашкин заглядывал в комнаты, светил фонарем: письменные столы, выдвинутые и вырванные ящики, пишущие машинки, распахнутые шкафы и всюду бумаги, бумаги с предупреждением в верхнем углу "Geheim"
-"Секретно". Да, когда-то они были совершенно секретными, а сейчас никому не нужны: нет больше фашистского государства, его тайны теперь будет знать весь мир.
Ромашкин поднял с полу большую книгу, прочитал на обложке: "Геббельс. Малая азбука национал-социализма".
Комнаты, комнатушки, узел связи. Поворот коридора, спуск еще ниже. Огромный зал, пол затянут серой ковровой тканью. Валяются мягкие кресла, столы опрокинуты, разбиты плафоны на стенах, видно, здесь был бой с охраной. И вот кабинет Гитлера. Портрет Фридриха Великого висел на стене, а на полу валялись бумаги и фотографии. Василий увидел на одной из них Гитлера, гуляющего с овчаркой. На спинке поваленного стула висел серый френч. Может быть, Гитлера? Над кармашком приколот значок с фашистской свастикой.
Ромашкин взглянул на часы. Надо было возвращаться, чтобы не подвести Бирюкова да и самим не попасть в комендатуру.
Шаги отдавались в закоулках коридоров, казалось, кто-то идет вслед за разведчиками, подкрадывается откуда-то сбоку, выглядывает из черных провалов дверей. Ребята невольно передвинули автоматы из-за спины на грудь. Споткнувшись об ящик с бутылками, Вовка взял одну из них, показал командиру:
- Вино! Возьмем?
- Ну его к черту, может быть, отравленное, - отмахнулся Ромашкин.
Наверху вдохнули свежий чистый воздух.
- Будто в преисподней побывал, - сказал Иван.
- Она и есть, самый настоящий тот свет, - подтвердил Голощапов.
