Эйнштейн с головой погрузился во всевозможные развлечения, которые могла предоставить Южная Калифорния. Он посетил Парад роз, на специальном сеансе для него показали “На Западном фронте без перемен”, обнаженный, он принимал солнечные ванны, проводя выходные в доме друга в пустыне Мохаве. На киностудии в Голливуде группа, занимающаяся спецэффектами, сняла, как он делает вид, что управляет припаркованным автомобилем. Тем же вечером он с удивлением увидел результаты этой съемки: казалось, он носится по Лос-Анджелесу, поднимается в облака, перелетает через Скалистые горы и, наконец, приземляется в немецкой деревне. Ему даже предложили несколько ролей в кино, но он вежливо отказался.
Он вышел в Тихий океан ловить рыбу с Робертом Э. Милликеном, президентом Калтеха, который, как заметил Эйнштейн в своем дневнике, в университете “играет роль Бога”. Милликен – лауреат Нобелевской премии за 1923 год, который, как заметили в Нобелевском комитете, “проверил наиважнейшие уравнения фотоэлектрического эффекта Эйнштейна”. Он же проверил эйнштейновскую интерпретацию броуновского движения. Поэтому понятно, что, преобразуя Калтех в одно из самых известных научных учреждений, он усердно старался заполучить Эйнштейна.
Хотя между ними было много общего, на мир они смотрели столь по-разному, что напряженные отношения между ними были предопределены. В науке Милликен был столь консервативен, что сопротивлялся эйнштейновской интерпретации фотоэлектрического эффекта и отказу от эфира даже после того, как это подтвердили его собственные эксперименты. В политике он был еще более консервативен. Это был крепкий, атлетически сложенный сын проповедника из Айовы. Его склонность к замешанному на патриотизме милитаризму была столь же ярко выражена, как отвращение Эйнштейна ко всему связанному с войной.
Более того, под руководством Милликена Калтех развивался за счет щедрых пожертвований настроенных так же, как и он, консерваторов. Убеждения Эйнштейна, пацифиста и социалиста, раздражали многих из них. Они настоятельно советовали Милликену удерживать Эйнштейна от заявлений, касающихся земных, а не космических материй. Как написал об этом генерал-майор Амос Фрайд, нужно не стать “помощниками и соучастниками обучения молодежи этой страны предательству из-за того, что мы принимаем у себя д-ра Альберта Эйнштейна”. Милликен ответил одобрительно, осудив призыв Эйнштейна к сопротивлению милитаризму. Он решительно утверждал, что “замечание о 2 %, если такое вообще было сказано, невероятно услышать от человека, обладающего опытом”50.
Особо презрительно Милликен относился к Эптону Синклеру, писателю, известному представителю “разоблачительной журналистики” и защитнику профсоюзов, которого он называл “самым опасным человеком в Калифорнии”. Так же он относился и к актеру Чарли Чаплину, чья мировая слава была сравнима разве что со славой Эйнштейна, а левизной взглядов он даже перегонял последнего. Во многом именно благодаря волнению Милликена Эйнштейн быстро сдружился с обоими.
До приезда в Калифорнию Эйнштейн переписывался с Синклером, оба были приверженцами социальной справедливости, а по приезде он с удовольствием принимал многочисленные приглашения Синклера на разного рода ужины, вечера и собрания. Он даже остался вежлив, хотя и позабавился, попав на курьезный спиритический сеанс в доме Синклера. Когда миссис Синклер подвергла сомнению взгляды Эйнштейна на науку и духовную сущность человека, Эльза стала распекать ее за подобную самоуверенность. “Вы знаете, мой муж – самый умный человек в мире”, – сказала она. Миссис Синклер ответила: “Да, я знаю, но наверняка всего он не знает”51.
Во время экскурсии на Universal Studios Эйнштейн упомянул, что всегда хотел познакомиться с Чарли Чаплином. Директор студии позвонил Чаплину, тот сразу приехал и присоединился к Эйнштейнам на завтраке в студийном павильоне. Эйнштейн и Чаплин в черных фраках, рядом с ними – сияющая Эльза, появились вместе на премьере фильма “Огни большого города”. Когда под аплодисменты они шли к кинотеатру, Чаплин сделал запомнившееся (и очень точное) замечание: “Меня приветствуют потому, что все меня понимают, а вас приветствуют потому, что вас не понимает никто”52.
Более серьезно Эйнштейн говорил, выступая перед студентами Калтеха в конце своего пребывания в Калифорнии. Эта речь отражала его гуманистические взгляды. Она была о том, что до сих пор науку не удается использовать так, чтобы она приносила больше добра, чем зла. Во время войны наука дала людям в руки “средства, чтобы отравлять и калечить друг друга”, а в мирное время она “делает нашу жизнь все более торопливой и неуверенной”. Вместо того чтобы быть освобождающей силой, наука “подчиняет человека машинам”, заставляет его проводить за работой “долгие, изнурительные часы, чаще всего не испытывая радости от труда”. Главным предметом науки должна быть забота о том, как сделать лучше жизнь простого человека. “Никогда не забывайте об этом, размышляя над вашими диаграммами и уравнениями!”53
Обратно в Европу Эйнштейны отплывали из Нью-Йорка. Они пересекли Америку на поезде, идущем на восток, и по дороге остановились посмотреть Большой каньон. Там их приветствовали индейцы племени хопи. (Они были наняты концессией, управлявшей каньоном, но Эйнштейн этого не знал.) После ритуала инициации Эйнштейн стал членом племени. Его назвали Великим Релятивистом. В подарок от индейцев он получил богатый головной убор из перьев, что привело к появлению еще нескольких знаменитых фотографий54.
По прибытии в Чикаго Эйнштейн с площадки заднего вагона произнес речь перед собравшимися приветствовать его пацифистами. Милликен пришел бы в ужас, ведь она очень походила на речь о 2 %, произнесенную в Нью-Йорке. “Единственная возможность достичь результата – использовать революционный метод отказа от военной службы, – заявил Эйнштейн. – Многие считающие себя настоящими пацифистами не захотят принять участие в такой радикальной форме протеста; они станут утвержать, что патриотизм не позволяет им согласиться с подобной линией поведения. Но в критический момент на этих людей никоим образом рассчитывать нельзя”55.
Поезд Эйнштейна прибыл в Нью-Йорк утром i марта, и за следующие шестнадцать часов эйнштейномания достигла новых высот. “По неясным причинам личность Эйнштейна способствует вспышке своего рода массовой истерии”, – передал в Берлин немецкий консул.
Прежде всего Эйнштейн отправился на свой корабль. Там его ждали четыреста членов Лиги противников войны. Эйнштейн пригласил всех подняться на корабль и выступил перед ними в танцевальной зале: “Если в мирное время члены пацифистских организаций из-за боязни ареста не готовы жертвовать собой, выступая против властей, они, несомненно, потерпят неудачу и во время войны, когда можно ожидать сопротивления только самых закаленных и наиболее решительных людей”. Толпа пришла в исступление; в экстазе пацифисты рвались поцеловать его руку, дотронуться до края его одежды56.
