То, как Сталин обошелся с Жуковым после войны, было проявлением характерного для него безжалостного презрения к любым, даже самым незначительным, намекам на предательство. Кроме того, очевидно, это было сделано в назидание остальным: если заместитель Верховного главнокомандующего – человек, который спас от завоевания Ленинград и Москву, освободил Польшу, захватил Берлин и возглавил Парад Победы в 1945 г., – мог впасть в немилость, потому что отступил от следования догматам культа личности вождя, это могло случиться с каждым. Однако дело было не только в том, чтобы указать генералам их место. Перед Сталиным стояла задача определить роль военных в послевоенной жизни таким образом, чтобы признать их неизменное значение, но в то же время не умалить свое значение и доминирующую роль коммунистической партии в советском обществе. Эта задача была решена в приказе, изданном в феврале 1946 г., к 28-й годовщине основания Красной Армии. Хотя Сталин начал приказ с хвалебных слов о жертвах и победах Красной Армии, он указывал на то, что война не была бы выиграна без полной поддержки советского народа и без руководства коммунистической партии. Главная задача Красной Армии в мирное время, писал Сталин, – охранять мирный созидательный труд и облегчить восстановление военно-экономической мощи советского государства. Заканчивался приказ обычным лозунгом «Да здравствует наша победоносная Красная Армия!», однако главная мысль его была очевидна: военным не придется купаться в лучах военной славы или претендовать на особое положение в советском обществе13. Чтобы еще более ясно показать, что он намерен в полной мере сохранить контроль гражданского правительства над вооруженными силами, Сталин сохранил за собой должность наркома обороны и назначил своим заместителем генерала Николая Булганина. В 1947 г. Булганин сменил Сталина на посту министра обороны и получил звание маршала. В 1949 г. вместо него министром обороны был назначен маршал Василевский, но Булганин по-прежнему полностью контролировал оборонную промышленность14.
Роль военного, которую Сталин взял на себя во время войны и продолжал играть после ее окончания, была одной из ипостасей его постоянно меняющегося образа; еще одним аспектом этого образа была репутация политического деятеля международного масштаба. После войны Сталин не участвовал в международных конференциях, однако продолжал одного за другим принимать иностранных дипломатов и политиков и вести прямые переговоры. В первые годы после войны он очень активно проявлял себя на дипломатических приемах и церемониях подписания договоров, а также дал ряд интервью по вопросам внешней политики. Наиболее примечательной чертой Сталина как дипломата в послевоенные годы было то, что он воспринимал себя в тесной связи с лидерами народных демократических республик Восточной Европы. Хотя Сталин часто утверждал, что искренне стремится к послевоенному сотрудничеству с Великобританией и Соединенными Штатами, постоянные встречи, совместные фотографии и коммюнике с союзниками-коммунистами из Восточной Европы говорили об обратном: о том, что «большой альянс» для Сталина имеет гораздо меньшее значение, чем начавший формироваться советский блок.
После войны Сталин главным образом был занят принятием решений в сфере внешней политики, а повседневное управление хозяйством страны оставлял другим. Поскольку Сталин продолжал придерживаться принятого во время войны курса на невмешательство в экономическую жизнь страны, в послевоенные годы ее экономика была более четко структурированной и лучше функционировала. Он имел возможность в любой момент вмешаться, однако по большей части предпочитал не делать этого. На смену его прихотям пришли системы комитетов, административные процедуры и в высшей степени развитый технократический рационализм. Советские партийные и государственные учреждения заметно выиграли от сдержанности Сталина, ведь характерные для довоенного времени постоянные кризисы, чрезвычайные ситуации, потрясения, усугублявшиеся чистками и террором, сменились рационализацией, профессионализацией и развитием бюрократического аппарата. В условиях этого нового экономического порядка средний слой специалистов, управленцев и чиновников продолжал расширяться и укореняться внутри советского строя, становясь важнейшей опорой и источником стабильности сталинского режима послевоенного периода15.
В то время как личным приоритетом Сталина в послевоенный период было следить за военными и вести дипломатию, для страны приоритетное значение имело восстановление и переход к общественному и экономическому строю мирного времени. Эти внутриполитические процессы послевоенного периода должны были помочь приблизить общественную и экономическую жизнь страны к норме: чрезвычайно насущная задача для страны, не только опустошенной и травмированной войной, но и пережившей целый ряд глубоких социальных потрясений в 1920–1930-е гг.
В октябре 1945 г. Сталин уехал отдыхать на Черное море – это был первый из целого ряда продолжительных отпусков, в которые Сталин уезжал в послевоенный период, а это означало, что он в конце каждого года отлучался из Москвы на срок до пяти месяцев16. Война сказалась на здоровье Сталина, которому было уже 66. Он продолжал усиленно работать даже в отпуске, но уже далеко не так интенсивно, как до войны. Новый режим работы означал, что Сталину приходилось делегировать больше полномочий своим подчиненным. С другой стороны, у него было больше времени и возможности критиковать их усилия. Нужно сказать, что наиболее примечательной чертой общения Сталина с другими членами Политбюро было то, в каком неуважительном тоне он это делал. Как и подобало большевику, он всегда был жестким и грубым, но теперь он бранил своих соратников в агрессивно-бесцеремонной манере, скорее как старший менеджер, отчитывающий своих подчиненных за недостаточно эффективную работу. Как отмечал Александр Верт, к концу 1940-х гг. Сталин приобрел репутацию «сварливого старика» – во многом благодаря послевоенной переписке с членами Политбюро, в которой он регулярно отчитывал своих соратников за незначительные промахи17.
Послевоенная реконструкция18
Так как Сталина осенью 1945 г. не было в Москве, выступать с обращением к народу в честь 28-й годовщины Октябрьской революции пришлось Молотову. Одним из главных тем его речи были последствия войны. По словам Молотова, «немецко-фашистские захватчики» уничтожили 1710 городов и 70 000 деревень, разрушили 6 млн зданий, разрушили или повредили 31 850 промышленных предприятий, уничтожили или разграбили 98 000 колхозов и оставили без крова 25 млн человек19. Как бы удручающе ни звучали эти цифры, на самом деле они далеко не в полной мере отражали нанесенный стране урон и огромное бремя восстановления. По подсчетам Марка Харрисона, война стоила Советскому Союзу около 25 % физических ресурсов и примерно 14 % довоенного населения20. Молотов в своей речи не приводил цифры, касающиеся человеческих жертв, но по официальным данным Советского правительства, их насчитывалось 7 млн. На деле даже количество погибших советских военнослужащих превышало эту цифру, а ведь кроме этого были еще и от 15 до 16 млн погибших среди мирного населения. Количество получивших физическое увечье или психологическую травму составляло еще несколько десятков миллионов человек.
