Выступление Жданова на тему теории «двух лагерей» стало сигналом окончательного развала «большого альянса» и дальнейшего развития «холодной войны». Как и Трумэн, Сталин решил, что время дипломатии и компромиссов окончено, и пришло время использовать силу, чтобы защитить то, что СССР приобрел в результате войны.
Итог пути, пройденному Сталиным со времени окончания войны, был подведен в его беседе с руководителем французской коммунистической партии Морисом Торезом в ноябре 1947 г. В предыдущий раз Сталин разговаривал с Торезом в ноябре 1944 г., незадолго до возвращения последнего на родину из Москвы, где он находился в изгнании во время войны. Тогда Сталин побуждал Тореза сотрудничать с де Голлем и трудиться для экономического возрождения Франции и укрепления ее демократии. В ноябре 1947 г., напротив, Сталин рассуждал о том, могли ли французские коммунисты захватить власть в конце войны, но согласился с мнением Тореза о том, что присутствие американских и британских вооруженных сил во Франции делало это невозможным. Конечно, ситуация сложилась бы иначе, если бы Красная Армия дошла до Парижа, сказал Сталин Торезу, который полностью согласился с этим утверждением. Сталин также спросил, какой у французских коммунистов уровень вооружения, и предложил, если необходимо, поставить им вооружение из советских запасов. «Надо располагать оружием и организацией, чтобы вновь не оказаться безоружными перед врагом. Коммунисты подвергнутся нападению, и тогда надо будет ответить. Различные ситуации могут возникнуть»94. Со стороны Сталина это было скорее не серьезное предложение, а попытка показать себя приверженцем воинствующего большевизма. В то же время она свидетельствует о том, насколько острой ему представлялась борьба с Западом, в которую он был вовлечен. Нужно подчеркнуть, что эта борьба не понималась как неизбежный вооруженный конфликт. По словам Г.М. Маленкова, второго представителя Сталина на совещании Коминформа, желание империалистов развязать войну – одно, а их способность сделать это – совсем другое95. В самом деле, для Сталина целью «холодной войны» было не только защитить интересы Советского Союза, но и нанести политическое и идеологическое поражение западным милитаристам. Даже в самый разгар «холодной войны» в конце 1940-х – начале 1950-х гг. (когда Европа раскололась на две части, когда образовались два вооруженных лагеря, когда нарастало противостояние) Сталин продолжал бороться за мир, который он хотел видеть своим наследием.
Глава 10 ГЕНЕРАЛИССИМУС И ЕГО СТРАНА
Внутренние аспекты послевоенной политики Сталина
«Мы победили потому, что нас вел к победе наш великий вождь и гениальный полководец, маршал Советского Союза – Сталин!» – заявил Жуков во время Парада Победы на Красной площади 24 июня 1945 г.1. Через четыре дня вышел указ, в котором сообщалось, что Сталину присвоено звание генералиссимуса. Он стал первым человеком в России, получившим такое звание, после Александра Суворова – прославленного полководца царской армии времен войны с Наполеоном. На Потсдамской конференции, однако, Сталин в разговоре с Черчиллем выразил надежду, что тот будет продолжать называть его маршалом. Сталину не нравилась и форма генералиссимуса – на публике он по-прежнему появлялся в маршальской форме. Однако звание генералиссимуса к нему пристало. «Если мы и разгромили гитлеризм, – говорил Г.Ф. Александров, начальник советского отдела пропаганды в январе 1946 г. на заседании, посвященном памяти Ленина, – то потому, что во главе советского народа стоял величайший главнокомандующий, генералиссимус Сталин»2.
Сталин обычно старался дистанцироваться от излишних проявлений культа личности. Будучи чрезвычайно уверенным в себе человеком, он осознавал политическую выгоду от того, что ему приписывали идеальные черты, но, в отличие от других диктаторов, не обольщался этим образом и не считал его отражением реальности. Широко известен случай, когда он сделал выговор своему сыну Василию за то, что тот попытался воспользоваться своей фамилией: «Ты не Сталин, и я не Сталин. Сталин – это советская власть! Сталин – это то, что пишут о нем в газетах и каким его изображают на портретах. Это не ты, и даже не я!»3 Правда, в период после славной победы над фашистской Германией Сталин был склонен сам поверить в то, что говорилось в пропаганде. В марте 1947 г., например, он разрешил опубликовать свою переписку с полковником Разиным, инструктором Военной академии имени М.В. Фрунзе, который обратился к нему в письме с вопросом о том, не устарела ли данная Лениным положительная оценка Клаузевица, выдающегося немецкого военного стратега XIX в. Сталин ответил, что Ленин не был знатоком военного дела (в отличие от его преемника, кончено же) и что взгляды Клаузевица на стратегию устарели в связи с развитием военных технологий. Хвалебные обращения Разина Сталин отверг, сказав, что дифирамбы в адрес Сталина режут слух, однако в конце своего письма провел неявную параллель между собой и великими военачальниками прошлого, которые понимали значение «контрнаступления» для военных действий4.
Под «контрнаступлением» Сталин подразумевал, что нужно дать врагу совершить наступление, а потом начать массированное контрнаступление и достичь решительной победы. Эта идея была одной из ключевых в обсуждении советским правительством уроков Великой Отечественной войны в послевоенные годы, и использовалась она для того, чтобы объяснить поражения и неудачи Красной Армии в начале войны. После публикации переписки Сталина с Разиным теория контрнаступления еще больше закрепилась в официальной версии истории войны: военные катастрофы 1941–1942 гг. в ней были представлены в более благоприятном свете – как часть тщательно спланированной стратегии, рассчитанной на то, чтобы ослабить врага5.
Апогеем культа военного гения Сталина стала публикация в 1951 г. книги давнего соратника советского вождя, маршала Климента Ворошилова «Сталин и вооруженные силы СССР». В разделе, посвященном Великой Отечественной войне, военные успехи советской армии были представлены исключительно как заслуга Сталина. Победа Красной Армии в войне, заключал Ворошилов, была триумфом сталинской военной науки и таланта самого Сталина как руководителя6.
Неизменно верные Сталину, его генералы смирились с тем, что им была отведена второстепенная роль. Единственным исключением был Жуков, который охотно присоединился к хвалебным отзывам о Сталине, однако не хотел молчать и о собственных достижениях и заслугах в качестве заместителя Верховного главнокомандующего. В первые годы после войны звезда Жукова продолжала ему сиять: в 1945–1946 гг. он был командующим советских вооруженных сил в оккупированной Германии. В марте 1946 г. Жуков был вызван в Москву и назначен главнокомандующим сухопутными войсками Советского Союза. Однако вскоре после возвращения на родину он стал жертвой интриги, основанной на обвинениях в том, что он подчеркивал значение своего руководства во время войны и приписывал себе успех всех крупных наступательных операций – в том числе тех, которые не имели к нему никакого отношения7. Положение Жукова осложняло и то, что его новое назначение привело к подковерной борьбе с другими генералами, которые не стеснялись в средствах, чтобы занять более престижное место в иерархии Красной Армии послевоенного периода. Еще более тяжелым ударом стал арест в апреле 1946 г. генерала А.А. Новикова, бывшего командующего военно-воздушными силами Красной Армии и хорошего друга Жукова8. Новиков стал одним из тех, кто был арестован в рамках так называемого «дела авиаторов» – репрессий руководителей авиационной промышленности СССР по обвинению в том, что использовавшиеся во время войны истребители были недостаточно высокого качества. Жуков не был непосредственно связан с этим делом, и его репутация и военные заслуги перед Сталиным означали, что он едва ли попадет в тюрьму вслед за Новиковым. Однако в июне 1946 г. Жуков был понижен в должности до начальника Одесского военного округа, а позже, в феврале 1947 г., исключен из списка кандидатов в члены Центрального Комитета партии на том основании, что он выражал антипартийные настроения9. Последнее событие подтолкнуло Жукова обратиться к Сталину с просьбой о личной встрече, во время которой он мог бы объяснить, что его оклеветали. Через несколько дней Жуков написал вождю СССР покаянное письмо, в котором униженно признавал, что во время войны проявлял эгоистичное, нетактичное и неуважительное отношение к своим коллегам по Верховному главнокомандованию, в том числе к Сталину. Хотя заканчивалось письмо Жукова просьбой оказать ему полное доверие10, Сталин даже не потрудился на него ответить; Жуков оставался в изгнании, а в 1948 г. был еще больше понижен в должности – до главы Уральского военного округа. В хвалебном фильме 1949 г., изображавшем Сталина и его генералов за подготовкой плана грандиозного контрнаступления под Сталинградом, Жуков даже не фигурировал. С другой стороны, он все же не был лишен звания маршала, а в начале 1950-х гг. был в некоторой степени восстановлен в своих правах. В июне 1951 г. Жуков сопровождал Молотова в Польшу в составе братской делегации и выступал в Варшаве с речью о единстве Польши и СССР, в которой значительное место отводилось достоинствам Сталина как военачальника и политического лидера11. В 1952 г. Жуков был вновь внесен в список кандидатов в Центральный Комитет. Другим советским генералам повезло меньше. В декабре 1946 г. генерал Гордов, который в 1942 г. осуществлял командование Сталинградским фронтом, и генерал Рыбальченко, начальник штаба Волжского военного округа, были обвинены в якобы зафиксированных диссидентских высказываниях о Сталине. Оба были арестованы и позже расстреляны12.
